Дополнительные фигуры — четыре ученика Шанкарачарьи: Падампада (Падампадачарья), Хастамалака (Хастамалакачарья), Тротака (Тротакачарья) и Вартикакара (Сурешвара, или Сурешвачарья, известный также как Мандана Мишра). Далее каждый из этих четырех учеников продолжил парампару адвайты в рамках собственной инициатической линии. Через тысячу лет странствующий монах из основанного Шанкарачарьей ордена нагов (нагих отшельников) Тота Пури передал знание адвайты Рамакришне Парамахансе. Последний считается основателем неоиндуизма, в рамках которого стало возможным посвящение в таинства адвайты и Упанишад не индусов — чем и занялись иностранные миссии ордена в странах Старого и Нового Света.
Попав в советскую Эстонию, Рам утратил практически все контакты с Миссией Рамакришны, оказавшись в полной изоляции. С другой стороны, это обернулось для него эффектом ретрита
[69], затворничества, вызвавшего совершенно новые инсайты. Работая над адвайтой, Рам погрузился в диалектику древнегреческой философии и гностическую мистику неоплатонизма. Он изучил греческую терминологию, сопоставив ее с санскритской, а фигуры западного интеллекта — со структурами восточной мысли. В известном смысле с точки зрения дискурсивной родственности Рама можно представить как продолжателя дела Дамаския — последнего схоларха платоновской академии и афинской школы неоплатонизма, наследника традиций античного скептицизма.
Алексей Федорович Лосев в «Истории античной эстетики» отмечал: «В лице Дамаския античная философская эстетика умирала с улыбкой на устах. Была осознана вся сущность бытия как всеобщая и вечная картина бурлящей своими безвыходными противоречиями действительности. Исходный чувственно-материальный космос был осознан до конца и в своей красоте, и в своей безвыходности. Со страниц Дамаския веет безрадостностью, но и беспечальностью. Как в вечности. Потому и улыбка».
Древнегреческая диалектика Единого рассматривалась Рамом в оптике негативной диалектики Пустого адвайты и мадхьямики. На этой траектории неоплатоническая исихия
[70] обращалась в дхьяну
[71] раджа-йоги
[72] и далее — в самадхи праджняпарамиты (состояние узрения эмансипативной пустоты высшей мудрости). Обнажая мистические корни платонизма, Рам демонстрировал его орфическую природу, сближая спиритуальные дискурсы западных и восточных философских школ гностического (в том числе скептически-кинического) профиля.
Нуль-Гипотеза-Теория, дифференцируя познавательный процесс по состояниям сознания, следует в своей центральной парадигме Мандукья-упанишаде, рассматривающей атмана в качестве свидетеля четырех уровней бытия: бодрствования (джаграт), сна (свапна) со сновидениями, глубокого сна (сушупти) и четвертого состояния (турия). Мандукья-упанишада соотносится традиционно с Атхарва-ведой, Северным матхом (школой) Шанкарачарьи и парампарой Тотакачарьи. Она была написана около I–II века нашей эры, ее первым комментатором считается Гаудапада (Мандукья-карика), открывший инициатическую линию Манава-парампары.
Хатха-йогу Рам тоже знал мастерски. Когда-то он активно ею занимался: скручивался, растягивался, стоял на голове, сидел в лотосе. Его фотографиями в различных асанах были заполнены несколько альбомов. Он мог принимать кое-какие позы и сейчас, что и делал время от времени в хуторском саду. У него, в его возрасте за шестьдесят, даже получалось стоять на голове. Но главной для Рама давно стала медитация, которой он посвящал по нескольку часов ежедневно. «Хороший гимнаст не обязательно хороший философ», — говорил мэтр, когда его спрашивали о связи хатха- и раджа-йоги. Тем не менее совсем без хатхи тоже нельзя, иначе трудно будет разблокировать тонкие каналы тела, предназначенные для транспортировки небесного света, или, как его называл Рам, нуль-энергии.
Он утверждал, что неоднократно достигал высшей ступени йогической практики — «состояния» самадхи. Слово «состояние» я беру в кавычки, поскольку, по словам философа, самадхи — это не состояние сознания, а запредельная сознанию интуиция трансцендентальной пустоты-шуньяты. Йогическое самадхи эквивалентно турие адвайты или четвертому состоянию Мандукья-упанишады. В сущности, это то же самое, что буддийская нирвана или дао китайской традиции — бескрайняя пустота высшего неба. Слова Рама о том, что он реализовал самадхи, произвели на меня неизгладимое впечатление. Он стоял в зеленом ватнике на фоне жухлого картофельного поля и белого осеннего тумана, с развевающейся по ветру седой бородой, и я подумал: «Сельские аборигены даже не догадываются, что за человек живет рядом с ними, в какие тайны он посвящен!»
Раму вообще не очень везло с последователями. В Германии, как он рассказывал, его кинул ближайший «духовный брат» Атмананда, пожелавший перетянуть одеяло на себя при совместном издании журнала Friede. В Эстонии, где Рама на четверть века тормознули власти, первые двадцать лет он жил практически в глухой интеллектуальной и духовной изоляции. Да, у него было несколько друзей — Юри, Хальянд, Ирина… Но большинство окружавших его людей нуль-философия интересовала лишь в прикладном порядке. В основном заказывались требы
[73]. Потом появились рижане, однако они тут же захотели монополизировать Рама и в результате сами остались ни с чем. И только наш визит с Йокси пробил магическую изоляцию Деда: появилось много новых лиц, в основном молодых, действительно интересовавшихся предельными практиками. Но и тут впоследствии не обошлось без сюрпризов.
В определенный момент Рам решил ввести инициатическую систему работы с материалом, когда посвящение в отдельные вопросы требует наличия специализированной квалификации «студента». Первая инаугурация состоялась в Лангерма 17 сентября 1976 года. Это была церемония со свечами, мантрами и агарбатти. Центральным пунктом ритуала являлась продолжительная медитация, во время которой мастер открывал у посвящаемого внутренние интуитивные каналы, устранял кармические препятствия на пути к следующему уровню познания. В этот день Рам фактически заложил краеугольный камень в основание махамандира
[74]собственной парампары.
В течение последовавшего года через аналогичную процедуру прошли семь человек, включая одну даму. Среди инициированных были люди из Эстонии, Литвы, России, Украины и Сербии. Все они получили инициатические имена на санскрите — в знак сопричастности парампаре Рамакришны и традиции адвайты в целом: Омкар, Кришна, Сита, Брахман, Шридхара, Яма, Там, Хам, Индра, Дамодара. Однако не все шло гладко. У Николая начались затруднения в вопросе сочетания нуль-философского подхода с христианской догматикой. Он поставил вопрос ребром: исповедует ли Рам веру в Господа нашего Иисуса Христа или нет?
