Жалкие и голые, посыпайте голову
Пеплом сожженных детей,
Трепетные девы, услаждайте нервы
Свистом наших плетей!..
«Все очень просто: человек — это монстр в буквальном смысле слова, — любил говорить Хайдар, — человек настолько монстроидален, настолько тотален в своей монстроидальности, что всякий намек на человеческую благость есть кричащее оскорбление духа!»
При этом наиболее инфернальным регионом нашей планеты южинцы считали именно СССР, с Москвой как центром ада. Все самое отвратительное, что можно себе вообще представить в человеческой природе и породе, собралось, по их абсолютному убеждению, именно здесь — в столице империи зла. Советский человек воспринимался членами ордена пренепременно как глубокий выродок, даун, просто биомусор, годящийся разве что, по терминологии Гурджиева, в пищу Луне. Единственный плюс пребывания в центре ада состоял в том, что именно в этой точке онтологии в наибольшей степени проявлял себя парадоксальный дух Иного, которое еще называлось Нордом. «На Север, на Север, на Север неистово рвется пропеллер», — пелось в одной Жениной песне, ставшей фактически гимном Черного ордена. А орденская метафизика достаточно полно изложена в философском трактате «Ориентация — Север», вышедшем из-под пера нашего друга в соавторстве с другим южинцем — Игорем Дудинским.
Почему Север? «Потому что в небе Севера отсутствует свет». В определенном смысле это произведение можно считать манифестом шизоидного советского постмодернизма.
«Идея 1960-х творилась людьми, подчас элементарно неграмотными, но вытянула она только благодаря тому, что была изначально ориентирована на иррациональное. Шизоиды удивительно точно почувствовали, что разум потерпел фиаско и что для выживания в окружающем абсурде нужны совсем иные средства», — писал Игорь Дудинский.
«Ориентация — Север» разбудила Александра Дугина
[113] — близкого ученика Джемаля, который сначала в сотрудничестве с Головиным и Дудинским, а затем самостоятельно начал разрабатывать тему «радикального субъекта» как оперативной персонализации Иного. Источник воли этого субъекта лежит за пределами человеческой экзистенции, но парадоксальным образом — как золото в экскрементах — может быть проявлен в точке максимального антропогенного кризиса (например, в Москве). Главное — найти того самого избранного, ведомого «абсолютным субъектом» (или, в терминологии Мамлеева, того, «кто на том свете главный»).
Что это за Север и как туда попасть, я более подробно выяснил во время визита Хайдара с Ирой Щелковской к нам в Эстонию. Они совершали нечто вроде прибалтийского инфотура и до этого побывали в Литве, отрываясь в Тракайском замке с замечательными, по словам Хайдара, прибамбасами местной кухни и горячим вином, а затем — в Риге, где их тоже принимали по полной программе некие продвинутые латышские интеллектуалы. В Таллине агенты Черного ордена намеревались поработать с местной элитой, жаждавшей ясности во многих экзистенциальных вопросах. Мы сходили в гости к Тынису, Хальянду, те позвали своих знакомых, а потом Хайдар-ака излагал перед всеми собравшимися основы генонизма. Кроме того, мы съездили на хутор. Рам принял московских гостей очень радушно. Ира так просто все время млела, как кошка, особенно после медитаций. Что касается Хайдара, то Рам очень оценил его интеллектуальные способности, попутно заявив, что вообще не встречал людей с более сильным интеллектом, но вместе с тем отметил, что слишком сильный интеллект блокирует интуицию. И хитро рассмеялся… Мы с Хайдаром прогуливались вечерами по плоскому эстонскому ландшафту, накрытому темно-синей чашей низкого неба, усеянного многочисленными светилами и астральными фигурами.
— Каждая буква арабского алфавита имеет свое соответствие в директориях реального космоса, и таким образом арабский алфавит является важной онтологической составляющей нашей вселенной и обладает колоссальной магической силой! Каждой букве также соответствует определенный участок планетарной поверхности, на которую как бы падает отражение небесного архетипа…
Мировоззрение Черного ордена Хайдар представлял как мистику чистого космоса, безграничность которого обусловливает бесконечную удаленность постигающего субъекта от центра онтологии, или, выражаясь популярно, души от Бога. Этот космос, находящийся во власти Демиурга, может быть преодолен усилием интеллектуальной воли к альтернативной власти. В конечном счете речь шла о «реализации» Иного, которое Хайдар рассматривал в известном смысле как «абсолютное отсутствие». Представление об Абсолюте как «абсолютном отсутствии» резонировало с категориями рамовской нуль-диалектики, трактующей «отсутствие» в четырех отрицательных степенях, при этом «абсолютное отсутствие» в подаче Хайдара соответствовало (по рамовской схеме) «отсутствию» во второй степени. Иначе его можно назвать «нуль-состоянием сна», являющегося «абсурдом» с точки зрения состояния бодрствования.
Чтобы двигаться дальше, Хайдару было необходимо (с нашей точки зрения) освобождаться от суггестивных фигур позитивного мышления и больше сосредоточиться на медитативном дыхании — в перспективе выхода на проблематику тройного (в кубе) и четверного (в четвертой степени) «отсутствия» или «отрицания». Иными словами, «первое отрицание» соответствует «абсурду» между отношениями бодрствования — сна, «второе отрицание» — «парадоксу» между сном и глубоким сном, «третье отрицание» — «мистике» между глубоким сном и «четвертым состоянием» веданты, самоотрицание которого является четвертой степенью «отрицания». Порог «абсурда» преодолевается, в рамовской терминологии, суггестией, порог «парадокса» — гипнозом, «мистики» — магией. Однако управление гипнотическими и магическими фигурами требует непременного ослабления интеллектуальной автосуггестии, приведения последней к абсурду.
В этом отношении гораздо бо́льшим абсурдистом представлялся Женя Адмирал, чьи поэтические образы действительно влияли гипнотически, заряжая сознание не столько идеей, сколько привкусом Иного:
В подводных лесах бесполезен порыв
И прекращается жест,
И только среди непредвиденных рыб
Встает коралловый крест…
У Жени каждое движение было жестом, даже падение в пьяном виде под стол. Некогда, по рассказу Хайдара, Евгений работал в издательстве, выпускающем иностранную литературу, и в его обязанности входил отбор книг зарубежных авторов для русского перевода. Как-то раз он признался нашему общему другу, что за все время работы там ни разу не представил на перевод чего-нибудь стоящего, а, напротив, подбрасывал всякий банальный хлам.
— Женя, зачем? — спросил его в недоумении Хайдар.
— Не хочу, чтобы советская сволочь читала хорошие книги! — ответил Женя.
С работы он вылетел после того, как однажды, будучи не в духе, схватил своего начальника за галстук, проволок, как на узде, через весь коридор и стукнул лбом о стоявший там мраморный бюст Ленина.
