Если влюблен, встань на путь любви,
Мир сей отвергни — пример Адхам.
Разумный, не пытайся страдать ради богатства.
В Судный день возмездия ждут, друзья.
Тайн вина испил влюбленный, не зная себя.
Сладостей мира сего и в глаза не возьмет,
Сто тысяч советов не войдут в его разум,
Как цветник расцвел, и себя не знает, друзья
[164].
На рубеже XV–XVI веков по личному распоряжению эмира Тимура в Туркестане на месте захоронения Ахмета Ясави был сооружен величественный мавзолей Хазрат-султан. В советское время строение пришло в упадок, но тайные суфии продолжали посещать святыню, совершая на ее территории секретные орденские ритуалы в соответствии с установившейся традицией.
Мне обо всем этом рассказывал Хальянд, и, прибыв сюда, я испытывал непреодолимое желание увидеть все своими глазами. На мое предложение осмотреть местные достопримечательности Юлька ответила категорическим отказом: а вдруг поезд уйдет без нас? В самом деле, повторять эксперимент с погоней на тепловозе до пункта Игрек мне тоже не улыбалось. Может быть, узнать поточнее расписание? Я отправился в диспетчерскую. Там, на удивление, нашлась сотрудница, которая в самом деле смогла дать на этот счет более-менее определенную информацию:
— Вагоны с быками из Эстонии? Да, есть такие. Мы вас загоним на запасной путь и будете там стоять минимум до завтрашнего утра.
— Так долго?
— Ну ничего, отдохнете…
Я выяснил, где находятся эти самые пути, а заодно как добраться до мавзолея шейха Ясави, которого тут знает каждая собака. Для этого нужно было пересечь практически весь город: от привокзальной площади пройти по центральной улице до другой площади-развязки, потом свернуть направо и пилить до огромного пустыря, посреди которого и располагался знаменитый мазар в окружении других культовых построек. Хазрат-султан — это огромное сооружение под стать знаменитым самаркандским комплексам, с примыкающей крепостной стеной. В непосредственной близости от мавзолея находятся Джума-мечеть — усыпальница внучки Улугбека, Рабии-Султан-бегим, а также средневековая баня с характерными куполами и священный колодец, к вороту которого паломники привязывают цветастые ленточки. Здесь же расположен лабиринт подземелий Хильвет, где шейх, согласно легенде, провел последние 12 лет своей земной жизни, полностью удалившись от света (в прямом и переносном смыслах слова).
Я спустился в эти подземелья, чтобы немного очухаться от жары и погрузиться в атмосферу мистического трипа. К тому же поле тут, надо полагать, качалось дервишами как минимум на протяжении последних восьми столетий. Было очень душно, да еще дал себя знать запах бычьего навоза, пропитавший мою одежду за полторы недели вагонной жизни. Я вспомнил, что индийские садху специально мажут тело этим навозом, присыпая сверху пеплом. Считается, что это очень полезно, очищает кожу и омолаживает душу. Народная медицина — истинная аюрведа! Эта мысль немного расслабила, и вскоре я, сам того не замечая, закемарил в подземном гроте ясавийя безмятежным галлюцинозом параноидального раскрытия.
Сойдя под землю, я наполнился зарей.
И песнопениям суфийским близок стал…
Я вернулся назад часа через четыре. Наши вагоны к тому времени уже отогнали на запасные пути. Народ рубился по теплушкам. Юлька спала. Делать было нечего. Выбрался наружу пройтись вдоль состава туда-сюда. Навстречу шел казах-путеец, постукивая молоточком по колесам. И тут я увидел, как он смачно сплюнул зеленую жижу — насвай! Все это живо напомнило мне прошлогоднюю поездку в Таджикистан со всеми кайфами и вызвало эйфорическое предчувствие новых приключений в духе мистического истерна.
— Брат, есть закурить? — панибратски спросил я путейца.
— Извини, я не курю…
— Ну я имею в виду, покурить насвай.
— Ах, нас? На, пожалуйста.
Путеец достал из кармана штанов сложенный целлофановый пакетик, сыпанул мне оттуда на ладонь горочку. Казахский нас совсем не походил на таджикский. Если в Душанбе это зелье имело вид мелко скатанных темно-зеленых шариков, то здесь это было больше похоже на какую-то серую солому, едва ли не анашу. Я для верности понюхал препарат:
— Как-то странно выглядит, никогда такой не видел.
— Да, сухой немножко. Жарко!
Путеец бросил себе в рот новую щепотку и отправился дальше, все так же постукивая молоточком. Я вернулся к вагону, сел в дверях. Хорошо! Насыпал себе под язык казахского сенца. Эта разновидность насвая совершенно не щипала. Суховат! Поскольку главное удовольствие в «сухом коньяке» для меня заключается именно в пощипывании, я не стал долго сосать эту солому и сплюнул буквально через минуту. А еще через минуту почему-то начала кружиться голова, и вдогонку пошел приход утробной тошноты.
Я решил прилечь на сенцо в глубине вагона. Но тошнота даже в лежачем состоянии никуда не исчезла, а лишь усилилась. Чувствую, сейчас вообще будет полоскать. Главное — не в вагоне! Высунулся наружу, дал, словно кашалот, мощную струю. А мне все не легчает. Вот так, понеслось-поехало… Чем дальше, тем хуже. И тут мозг прошила кристально-ясная интуиция: «Цинк!» Я вдруг понял, что все это — признаки отравления, которое я схватил, бухая вайн из оцинкованного ведра. Ведь ядовитые свойства цинка известны, и, вероятно, набранное накануне байконурское вино насквозь пропиталось этим элементом, превратившись из дионисийского сока жизни в чудовищный ракшасный яд калакуту! Паника парализовала волю:
— Юль, мы все отравлены! Мы выпили яд!
Юлька, до этого молча наблюдавшая мои метания, полагая, что меня просто полощет из-за перебуха, встрепенулась:
— Какой яд, что с тобой?
— Я тебе говорю: мы все отравлены! Мы набрали вайн в оцинкованные ведра, а это смертельно опасно. Вот меня уже прихватило. Ты сама как?
— Да вроде нормально.
— Ну это пока. Меня тоже только сейчас забрало, зато как круто! Сходи в соседние вагоны, посмотри, как они там.
Юлька, видимо, тоже забеспокоилась, пошла глядеть. Через минуту возвращается назад.
— Ну что?
— По-моему, спят.
— Все спят?
— Ну в соседнем вагоне — все. В другом тоже вроде как лежат…
— Это они не спят, возможно, уже откинулись! Пойди разбуди их, а если не встают, надо вызывать cкорую!
Тут мою подругу, видимо, в самом деле пробило: а вдруг и правда отравились? Вон мне-то реально плохо! Она бросилась будить спавших. Я на четырех конечностях отправился за ней, крича вдогонку:
— Это бухло нужно срочно выливать, а то еще и улика будет!
Превозмогая тошноту, я выбрался из нашего вагона и бросился в соседний. Юльке тем временем уже удалось кое-как растолкать народ:
