— Начальник, сколько стоят эти профили?
— Эти? Четвертной!
— Четвертной? — Это было примерно впятеро дороже, чем мы предполагали. — Да кто же у тебя возьмет эту архаику за четвертной?
— Кто возьмет? А знаете, что сейчас сталинский юбилей приближается? Вот и подумайте.
Это был сильный аргумент. Мы заплатили четвертной, искренне полагая, что отобьем инвестицию на сверхприбылях. Пришли домой, убрали Ленина, прибавили к оставшемуся профилю веточку с датой: «1878–1978», сделали формопластовую заготовку. Размерами мемориальная медаль выходила с суповую тарелку. Замешали гипс, отлили первый десяток, потом еще один… Не успели отливки еще толком остыть, как мы решили проверить товар на спрос.
С нетерпением запаковали несколько «блюд» в спортивную сумку и рванули на Некрасовский рынок проводить следственный эксперимент. Приходим, осматриваемся, не видно ли гостей с Кавказа. Замечаем в одном ряду нужные лица. Я спрашиваю:
— Дорогой, памятная медаль к столетию Сталина не нужна?
Имя «Сталин» действует магически. Интерес налицо. Я пытаюсь вытащить из сумки образец профиля, но он настолько по-дурацки запакован, что никак не вылезает. В тот момент, когда я наконец достал и развернул белый гипс с барельефом отца народов, на плечо мне легла тяжелая рука милиционера:
— Гражданин, что продаем?
— Да вы что, начальник, — опешил я, — мы ничего не продаем! Мы художники и показываем образцы нашего искусства!
Рядом с ментом стояла еще пара-тройка человек в штатском.
— Ну давайте, художники, пройдем в отделение!
Нас довезли до ментовской, провели в кабинет к начальнику. Достали нашу продукцию, развернули.
— Да!.. — удивились сотрудники РОВД и с пониманием закачали головами: — Что ж вы гипсы-то теплыми продаете, даже остыть не дали?
— Денег нет, начальник! А мне домой ехать надо. И потом, мы ведь не какое-нибудь там фуфло бацаем: между прочим, мы единственные артизаны
[192], кто уделил внимание этой исторической дате!
Достоинство нашего предприятия ни у кого из присутствующих, похоже, сомнений больше не вызывало. Начальник примирительно подмигнул:
— Ну что, партизаны, оставите нам на память по сувениру?
Мы вышли сухими из воды, вернее, с минимальными потерями. Вернувшись домой на Декабристов, мы решили несколько улучшить качество продукта, густо покрыв юбилейные блюда лаком. С позолотой. В результате отлакированные и позолоченные тарелки обрели аутентичный совково-сувенирный вид. Таких медалей мы сделали с полсотни. Первая экспериментальная партия. Она же оказалась и последней. Потому что ехать в Грузию со всем этим багажом нам почему-то вдруг резко расхотелось. Тем не менее наш скорбный труд не пропал даром.
Собираясь в Среднюю Азию, я подумал, что можно постараться реализовать сталинские медали именно там. Как-никак народ в тех краях Сталина помнит и уважает. Душанбе раньше назывался Сталинабад. Здесь до сих пор номера машин начинаются на «С». У местных шоферов Иосиф Виссарионович выступал в роли святого покровителя: практически на каждом ветровом стекле грузовика или автобуса болтался портретик с характерными усами. И мы действительно эти медали там реализовали! Правда, не столько в качестве товара, сколько платежного средства — так называемых сталинских денег. О том, как они работали, речь впереди.
По пути в Душанбе мы с Ниной навестили в Москве штаб-квартиру Хайдар-аки на Таганке. Хозяин в восточном халате и тюбетейке сидел в огромном кожаном кресле за мощным антикварным дубовым столом на фоне коричневого ориентального ковра. Книжные полки, стоявшие вдоль одной из стен кабинета, были заполнены изданиями на европейских и восточных языках. Хайдар-ака набрасывал по-французски начальные тезисы к своей «Ориентации».
Не успели мы еще и чая попить, как раздался звонок в дверь. В кабинете появился человек в полувоенном одеянии цвета хаки и с окладистой бородой, как у Маркса: Владимир Степанов. Мы обсудили положение дел в мире, прошлись по последним публикациям Идрис-Шаха. Я передал Владимиру привет от Рама, который образно называл его суфи-масоном — из-за кубического орнамента на рубашке. Дед рассказывал, что обратил внимание на рисунок ткани и спросил московского гостя, случайно ли это. «Конечно нет, — ответил тот, — это специальная инициатическая одежда, которую мне привезли из Европы эмиссары западного герметизма!»
Хайдар-ака сообщил, что его люди, Сергей
[193] и Наташа
[194], тоже должны буквально на днях отправиться в один из горных массивов Таджикистана. Сам же он никак не мог решить, ехать ему за компанию или нет.
— Хайдар-ака, — уговаривал я, — брось все, езжай в Азию. Читая книжки, императором не станешь!
Но Хайдар был в тот момент захвачен «Ориентацией», и его интеллектуальная воля ориентировалась на северо-запад. Ну а мы с Ниной сели в поезд Москва — Душанбе, купили на дорогу мороженого и поехали на юго-восток.
Из транзитных впечатлений на этот раз почему-то запомнились руины монастыря в чистом поле где-то под Рязанью. Остов распавшегося комплекса напоминал некую гигантскую окаменелую рептилию. А ночью над тянущимся вдоль полотна лесом взошла, словно иррегулярная планета, белая в свете юпитеров статуя Родины-матери на Мамаевом кургане. Циклопические размеры этого сооружения впечатляют: даже мизинец ноги колосса выше человеческого роста. Глядя на статую «Родины-матери» даже из окна проходящего мимо поезда, можно ощутить высокий уровень психоделичности, заложенной в это произведение. Да и весь Мамаев курган как мемориальный комплекс, безусловно, завораживает и приводит в состояние, близкое к шаманскому прозрению.
Автор произведения скульптор Евгений Вучетич ушел на войну добровольцем, рядовым. В 1942 году получил контузию под Любанью, на Волховском фронте — одном из самых кровавых на Великой Отечественной. Через Волховский в том же году прошел и мой отец, тоже доброволец. А уже осенью сорок второго отец защищал Мамаев курган в составе 62-й армии, героям которой посвящена одна из мраморных плит сталинградского мемориала. В выписке к приказу о награждении медалью «За боевые заслуги» № 80297888 сообщалось: «Тов. Видеманн принимал участие в обороне гор. Ленинграда в составе 691 артиллерийского полка 237-й стрелковой дивизии, где был легко ранен. После излечения участвовал в освобождении гор. Сталинграда в составе 62-й армии и 14 ноября 1942 г. был контужен». В ноябре фронт практически подошел к Волге, за советскими частями оставалась лишь узкая полоса вдоль берега шириной несколько сот метров.
Железнодорожные пути шли через эпицентр боев. Когда мы пересекали по высотному мосту Волгу, я, глядя вниз на протекающие подо мной черные воды, постарался представить, как по ним сплавляли раненых. Связывали по два бревна, сверху клали человека и пускали вниз по течению. Плывущие должны были пересечь линию фронта и немецкие позиции, а дальше их уже могли выловить свои. Могли — но чисто теоретически. Плоты с ранеными плыли под обстрелами, бомбежками, составляя часть общего хода величайшей битвы в истории человечества. Выловили далеко не всех. Многих снесло дальше вниз, в Каспийское море. Одним из спасенных был мой отец. Его, защищавшего последний форпост Красной армии на правом берегу Волги, контузило за пять дней до начала широкомасштабной наступательной операции советских войск под кодовым названием «Уран».
