— О дитя Сатаны! Как?! Она еще притворяется, что не знает, как можно изменить мужу во сне? На ком я женился?! На проститутке!
Мне стало жалко кореянку, совсем еще девочку. Я постучал в дверь… Вовчик с милейшей улыбкой спросил меня:
— Что, не спится, дорогой? Что дорогому гостю надо? Ты скажи, я достану…
— Спички кончились. Пойдем, покурим…
Я разминал беломорину и тер глаза. Кажется, Каландар не слишком поверил в случайность моего появления, он вообще был очень недоверчив. На следующий день с каким-то торопливым выражением лица засобирался в горы:
— Мне нужна релаксация, а в горах поспел девясил. Заодно сконцентрируемся на бизнесе. Йокси, я понимаю, что ты только приехал, устал, хочешь отдохнуть. Ты можешь остаться. Но, если хочешь, я возьму тебя с собой.
Вовчик снова посмотрел откуда-то снизу. Я подумал: а может, приколоть астрального Отелло да остаться?.. Нет, конечно. Пожалел я его, а себя — нет. И собрались с утра лезть на Варзоб, чтобы, поселившись на орнитологической станции, провести две недели в чистейшем весеннем воздухе, рядом с вершиной горы, покрытой снегом. Вечером пришла мама Каландара, благообразная русская православная старушка. Принесла яйца, луковую шелуху, куличи и попросила проводить ее в церковь. Приведя свой вид в относительный порядок, мы отправились в русскую православную церковь, предварительно глубоко вкурив „ширагана“ среди бурханов, ваджр и колокольчиков, которые оставил на время Леня Махов — иволгинский монах. В состоянии, близком к галлюцинаторному, мы шли крестным ходом вокруг небольшой деревянной церквушки, а я все пытался понять: что за сюр такой? Я в Азии, в Душанбе, кругом мусульмане, чужая культура, а тут — оазис, чашма-источник, и даже воздух прохладнее в этом месте.
С Вовчиком Каландаром на следующий день по прибытии в Душанбе поперлись на Варзоб за девясилом. Корешки и правда были знатные: сжуешь крошку — полдня никакого вкуса не чувствуешь. Потом за мандрагорой ходили. Потом Еробкин появился в своих кирзовых сапогах. Я ему кричу:
— Игорь, снимай сапоги и прыгай с камня на камень босиком!
А он гордо так ни рюкзак не скинул, не разулся, с камешка на камешек прыг-прыг, через речку, по весне сумасшедшую, перебирается, говорить со мной не хочет. Ну и допрыгался: посреди потока — хуяк — и исчез в буруне. Выловили мы его. Он-то просох, а в рюкзаке у него моя ксива была. Открываю я военный билет, а лица на фотографии нет. Даже чернила не поплыли, а лица… нет».
На вокзале нас встречал как раз Йокси с Каландаром. Каландар жил на улице Клары Цеткин, что у магазина «Гулистон», напротив Госцирка. Володя обитал в трехкомнатной квартире с бабушкой и беременной женой. Все апартаменты были завешаны огромными масляными полотнами, представлявшими собой творчество гостеприимного хозяина в духе русского Ван Гога, если не круче, в смысле съезда. Привидения охватывали коварными объятиями трепещущих персонажей из галлюциногенных пейзажей, в магических кристаллах отражались чьи-то вопрошающие глаза, а человеческие фигуры в кубических пространствах расчленялись на геометрические плоскости Эвклидовой вселенной. И все же где-то она искривлялась, причем весьма существенно. Кроме бабушки и Каи в квартире находились гости из Пенджикента, русская пара. И еще какие-то люди из среды местных художников. Мы вошли, поздоровались, познакомились. В одной из комнат в углу увидели целокупный молитвенный пульт ламаизма, состоявший из алтаря с танка Ямантаки, статуэткой Будды, бронзовыми плошками, колокольчиком, молитвенным барабаном, балдахином и еще целой серией перкуссионных и визуальных объектов.
— Что, показать, как это работает? — спросил нас с улыбкой Каландар.
Он сел за пульт, взял в руки колокольчик с барабаном, крутанул медные мельницы на алтаре, а затем начал интенсивно звонить, вращать молитвенный барабан со священными текстами и декламировать магическую мантру на тибетском языке. Квартира наполнилась странной вибрацией, лица у гостей сделались серьезными, все напряглись. Через полчаса Каландар закончил сеанс, с энтузиазмом поднялся:
— Ну, как работает? Класс?
Дальний предок Каландара был пиратским атаманом на Каспии, а более близкие родичи принадлежали к сословию местных туркестанских казаков. В семейном альбоме я видел открытки времен Гражданской войны, где бабушка со своим покойным мужем — Каландаровым дедом — позировали в казачьей одежде: с газырями, в папахах, с нагайками, при кинжалах, шашках и огнестрельном оружии. «И вот так убитые туркмены просто сотнями лежали», — вспоминала бабушка. А вообще она очень беспокоилась за своего внука и была крайне набожна.
Каландар родился в Гарме, на востоке Таджикистана, а вырос в Караганде. В Душанбе попал после школы и поступил здесь в художественное училище. Во время очередной первомайской демонстрации Каландар шел в колонне сокурсников, подняв вверх кулак в кожаной перчатке. Тем самым он как бы демонстрировал свое несогласие с идеологической политикой советской власти, выражая протест в манере американских черных атлетов, возносивших кулаки в черных перчатках на олимпийском пьедестале в Мюнхене в знак протеста против расизма в США.
Руководство худучилища подумало, что их подопечный выражает тем самым солидарность с американскими спортсменами, но педагоги ошибались. Каландар, не довольствуясь перчаткой, бросил заранее припасенную чернильницу в огромный портрет Брежнева на центральной площади города, прямо рядом с правительственной трибуной. Портрет был публично испорчен, а Каландар схвачен. За это он получил год срока, после чего остался с неоконченным художественным образованием. Однако таланта ему было не занимать. Его художественная интуиция, нужно признать, иногда бывала просто гениальной, хотя на ее проявления порой накладывались приступы инфернальной депрессии. Супруга Каландара Кая была симпатичной кореянкой, абсолютно покорной, чисто по-конфуциански, но при этом обладала железным характером и непреклонной волей. Однако все это она продемонстрировала позже, а пока что смотрела Каландару в рот и безропотно сносила любые его выкрутасы.
Нам в распоряжение предоставили роскошную светлую веранду, устланную курпачами и подушками. Квартира находилась на четвертом этаже, откуда открывался вид на зеленый двор и корпус горсуда. Но в принципе особенно разлеживаться времени не хватало: нужно было отправляться с Каландаром и Йокси в Кабодиён, где на объекте уже ждали Эдик с Ычу. Объектом являлся частный дом, который требовалось расписать изнутри и снаружи.
В те времена роспись кишлачных домов была стабильной статьей дохода для художников и даже простых ремесленников, знавших о существовании этого рынка услуг. На Востоке вообще принято раскрашивать стены жилища, и многие дома в среднеазиатских кишлаках действительно красочно разрисованы. Качество росписи может быть разным, но в конечном счете планку задает заказчик. Роспись одной комнаты площадью, скажем, двадцать квадратных метров могла стоить тысячу рублей — это за два-то дня работы! Материал был в те времена почти дармовой. За сезон активные художники зарабатывали до десяти тысяч рублей. Именно на таком объекте и собиралась теперь потрудиться наша компания.
