— Вот средство от блох!
Я тоже густо спрыснулся, не забыв и про носки. Однако через полчаса процедуру пришлось повторить по новой. А потом — еще через полчаса. В конце концов спать мне пришлось на улице, на суфе, в саду перед домом. Тут хоть, по крайней мере, не пахло химией!
Наутро я рассказал леснику о своих ночных подозрениях по поводу медведя. Его это, казалось, мало впечатлило. Ну да, хирс ходит туда-сюда. Наверное, вчера это был именно он. Однако косолапый не нападает на путников просто так. Другое дело — зимой или в голодный сезон! Если встретить его в узком месте, то топтыгин, скорее всего, первый шарахнется в сторону, оставив на тропе следы «медвежьей болезни». Так что, можно сказать, я отделался легким испугом. Впрочем, шутки с медведями в любом случае неуместны. Если «парня» сильно напугать или раздразнить, он может и поломать. Таких историй мне тоже довелось наслушаться.
По счастью, мои знакомые, реально сталкивавшиеся с местным царем природы нос к носу, благополучно избежали более близкого контакта. К примеру, Даос как-то встретил на Матче (горный массив в Западном Таджикистане) белого медведя (не по породе, а по цвету шкуры, вероятно — альбиноса), но тот его совершенно проигнорировал. Впрочем, Даос и сам на рожон не полез, а постарался по-тихому обойти зверя стороной.
С Митей Петряковым
[85] приключилась более стремная история, причем именно здесь, на Оби-Хингоу. Вот как он описывает ее в «Азиатском дневнике»: «Ночью пошли-таки с Сергеем охотиться на медведя, который каждую ночь бродил вокруг наших палаток. Сергей выбрал для себя одностволку, заряженную патроном с жаканом, а мне дал двустволку тоже с одним патроном, начиненным мелкой дробью, потому что у двустволки реально работал только один ствол. План был следующий: мы устроим засаду, а наша собака выгонит медведя на нас. Сергей выстрелит пулей первым, а я с близкого расстояния разнесу дробью медведю морду, если он встанет и пойдет на нас на задних лапах. Залаяла собака. Вскоре из-за кустов появился огромный желтый медведь, метрах в десяти от нас. Луна светила нам прямо в глаза. Сергей прошептал мне дрожащим голосом:
— Не дрейфь!
— Я не боюсь, — ответил ему я.
Сергей почему-то не выстрелил. Медведь посмотрел в нашу сторону и тихо ушел кустами вниз к реке. До утра он больше не появился. На следующий день мы проверили ружье Сергея. Оно не работало: боек не доставал до капсюля. Мне пришлось бы стрелять после его осечки дробью, дразня топтыгина… и не знаю, писал ли бы я теперь эти строчки…»
До Лянгара я дошел довольно быстро. Заглянул к Эрику на станцию. Мост, как оказалось, еще не навели, и совершенно неизвестно, когда наведут. Слишком круто стихия поиграла. В общем, сидим, пьем чай. Тут, как обычно, в сад вбегают несколько возбужденных человек туристической наружности: «Телефон есть? Рация есть? Срочно требуется медицинская помощь, надо вызвать вертолет!» Выясняется, что они из группы альпинистов, которая пришла сюда из-за Пашим-гара, с примыкающих к пику Коммунизма ледников. Руководитель группы очень сильно занемог, и требовалось срочное медицинское вмешательство. Пока один из молодцов ходил с Эриком к рации, подошли еще несколько человек. В конце концов основная часть группы решила пробиваться вниз, к помощи, а больного оставили с парой товарищей ждать вертолета. Предупреждение о смытом мосте произвело на альпинистов мало впечатления: «Мы же с экипировкой, пробьемся!» Я решил воспользоваться случаем попасть на тот берег и присоединился к ним.
Через полчаса мы стояли у переправы. От некогда внушительного моста осталась лишь одна бетонная ферма, стоявшая посреди рокочущего, играющего впечатляющими валунами потока. С нашей стороны до обломка фермы было метров пять. При этом связь со спасительным столпом посреди бурных вод почти чудесным образом сохранилась: оттуда к нашему берегу тянулся стальной трос, некогда служивший частью конструкции. Для альпинистов этого оказалось достаточно. Они сразу решили брать переправу. Идея была такая. Сначала кто-нибудь из команды перебирается по тросу на обломок фермы и закрепляет там новый трос, по которому уже можно будет без особого риска переползти всем остальным. Одновременно на тот берег перебрасывается еще один трос, а кто-нибудь из местных, периодически крутившихся на том берегу, зацепит его за остатки моста. Дальше — дело техники.
Ребята все сделали крайне оперативно. Один из них надел специальные ремни и полез через поток. В действительности это было очень стремно — ползти по провисающему над ревущей бурой массой раздербаненному проводу, неизвестно на чем держащемуся. Слава богу, у первопроходца были перчатки. Наконец он достиг — под аплодисменты многочисленной уже публики по обе стороны потока — заветной фермы, встал на ней в позе победителя и вознес кулаки к небу. Потом закрепил новый трос, проверил старый, бросил еще один конец на тот берег. В это время на ферму по наведенной переправе пополз еще один альпинист. Когда он достиг столпа, первопроходец двинулся к противоположному берегу. Таджики страховали трос как могли, намотав его на бетонную тумбу и придерживая десятками рук. Вот и этот рубеж взят! Теперь переправа полностью готова.
Следующим иду я. На меня надевают ремни, проводят через кольцо страховой канат. Потом я нависаю спиной над пропастью, трос постепенно отпускают, и я скольжу, набирая скорость, с запрокинутой головой, наблюдая под собой в обратной перспективе пенящуюся грязь. Пройдя точку крайнего спуска, тело по инерции взлетает наверх, и в этот момент стоявший на ферме альпинист подтаскивает меня к себе. Благополучно выбравшись на ферму, я помахал рукой оставшейся сзади компании и перестегнул страховку. На другой берег меня переправили точно таким же способом. И конвейер заработал. После альпинистов несколько таджиков тоже захотели перебраться с того берега на этот. Потом — с этого на тот. Ну и пошло-поехало. Наконец часа через два работы альпинисты сказали «харэ» и свернули переправу. Самое курьезное, что буквально в паре сотен метров от переправы мы встретили небольшую компанию московских скалолазов, которые ничего не знали про снесенный мост и упустили возможность переправиться в нужную им сторону с помощью нашей системы. Они сказали, что идут делать заброски продовольствия на маршрут, где позже будут проходить какие-то соревнования. На известие об отсутствии моста москвичи отреагировали крайне спокойно, как и их коллеги незадолго до этого в Лянгаре — при том, что половину столичной команды составляли девушки. Ну что ж, Бог в помощь!
Нашей следующей целью был райцентр Миенаду, откуда уже можно ловить машину на Тавильдару — с ее взлетной полосой и шоссе к Душанбе. Часа через четыре ходу мы достигли горной пасеки на вершине зеленого холма. Пасечник оказался русским, с большой «геологической» бородой и богемной созерцательностью в глазах: «Медку не хотите?» Свежий горный мед оказался настоящей амброзией. Ничего вкуснее я никогда не пробовал. Купить бы, но во что? У пасечника были для такого случая припасены стеклянные трехлитровые банки. Практически все хлопцы взяли по одной, существенно утяжелив тем самым свои и без того нелегкие рюкзаки. Мне такая тяжесть была явно противопоказана, и я ограничился всего лишь стаканом, куда пасечник налил мне желто-зеленой тягучей массы горного нектара. Наш груженный медом рой долетел до Миенаду лишь далеко за полночь. Спать все повалились просто в ряд, вдоль забора у большой дороги, в спальниках. Наутро я встал одним из первых и одним же из первых сел в кузов машины, отправляющейся как раз через Тавильдару в сторону Душанбе. Впрочем, мне хватало Тавильдары. Распрощавшись с попутчиками, я спрыгнул напротив одинокого белого домика тавильдарского аэропорта. На удивление, я здесь был единственным клиентом. Минут через двадцать, как по заказу, подали самолет на Душанбе. Подъехали еще двое на легковушке. Вот такими малыми силами мы и взлетели в ляпис-лазурное припамирское небо, держа курс на запад, в сторону Кишлака наркомов. Иншалла!
