Я тогда подумал: «Если уж родной отец закладывает, то чего ожидать от посторонних людей! А главное — стоит ли на них обижаться? Ычу, наверное, тоже ни на кого не обижался…»
А еще мама рассказала, как в самом начале «поющей революции» увидела на улице колонну молодежи с эстонскими национальными триколорами, а потом встретила Володю и спросила его как человека режима, как, мол, все это теперь следует понимать.
— Ничего, у нас все под контролем! — снова уверил ее тот.
Через пару лет, когда триколоры захватили не только улицу, но и официальные учреждения, вытеснив оттуда кумачи, мама опять встретила Володю и говорит ему:
— Помнишь, я тебя тогда спросила про демонстрацию, а ты мне сказал, что все под контролем? А на самом-то деле выходит — проспали?
Тот посмотрел на нее молча и только сделал многозначительное движение глазами: «Проспали!..»
Послесловие
Дальнейшие судьбы отдельных героев книги
К сожалению, многим моим прекрасным планам, связанным со Средней Азией, и в первую очередь с Таджикистаном, не пришлось сбыться по той причине, что уже через год после неудавшегося путча, положившего начало развалу Советского Союза, здесь разгорелась жестокая гражданская война, унесшая более ста тысяч жизней. Клан восстал на клан, род на род, одна группа людей на другую. Все началось с многомесячного антикоммунистического митинга перед зданием республиканского правительства в Душанбе. Собрались представители либеральной и исламской оппозиции, где каждая сторона имела разные программы, но единого врага в лице старого советского номенклатурного режима. Однако режим не дал так просто себя взять за горло. Он организовал долгосрочный проправительственный митинг. И в один из дней вооружил его участников автоматами, которые устроили бойню оппозиции прямо на улицах города. После этого либералы и исламисты восстали, взяв власть в столице в свои руки. Но не тут-то было. Режим сдаваться не собирался. Его Наполеоном выступил криминальный авторитет Сангак Сафаров. Возглавленные Сафаровым части кулябцев отправились в марш на Душанбе и взяли столицу.
Началась гражданская война. Наконец после нескольких лет вооруженного противостояния режим и оппозиция пошли на компромисс и создали коалиционное правительство Эмомали Рахмонова. Часть исламистов не признала сговора и продолжает удерживать ряд районов, прежде всего на востоке страны, под своим контролем. Фактически самостоятельной территорией является Памир, изолированный, лишенный какой бы то ни было связи с центром. В результате войны и сопутствовавших ей этнических чисток многие русскоязычные жители Таджикистана покинули республику. Охотничий проект Вороны, естественно, сорвался, хотя тот уже успел прислать мне в Берлин готовый бизнес-план с подробными расчетами. Точно так же нереальным стал импорт изделий народного творчества, о чем я договаривался с представителями Министерства культуры. Разумеется, никакой дом Соколу здесь тоже больше не светил. Не фартило и Каландару в его бизнесе: все вертолеты забрали на фронт, одежду люкс перестали покупать, дорогостоящего интерьера уже никто не заказывал.
Каландар в конце концов уехал с женой в Россию, в Калугу, где завел очередное дело, а оттуда, по слухам, перебрался куда-то еще севернее, вроде бы в Петрозаводск. В следующий раз сигнал о нем я получил на подмосковной даче у Хайдар-аки, куда вдруг неожиданно позвонила Каландарова жена (та самая, которую он мне не показал) и попросила срочно денег на взятку ментам, которые якобы по какой-то сомнительной причине арестовали Каландара и держат его в КПЗ. Гюля пообещала сто долларов. Как выяснилось позже, Каландару действительно удалось отмазаться, хотя и с большим трудом. А потом, еще через пару лет, я узнал, что они с женой все побросали и с миром разошлись по монастырям: он — в мужской, она — в женский. Вот он, истинный русский характер! Достоевский отдыхает. Владимир долгое время монашествовал — на Валааме, в Муроме… Размещал в фейсбуке невероятной красоты пейзажи с элементами церковной архитектуры — просто деталями окружающего его сказочного мира. А потом вдруг написал, что собрался на Афон — получил благословение настоятеля монастыря и местного митрополита на подвиг монашества на Святой горе. Говорил: «Хочу посмотреть, как там в Европе живут, какое у них христианство…»
Отправился он с этой бумагой в Москву, на Афонское подворье. Там его дежурный спрашивает:
— Куда идешь, справка есть?
— Да, есть. Вот собираюсь на Афон, имею благословение святейшего…
— А ну покажь!
Каландар справку из кармана вынул, а дежурный тут же ее из рук выхватил и — себе за пазуху.
— Все, — говорит, — возвращайся назад. Тебе на Афон не нужно…
— Как «не нужно»? — У Владимира перехватило дыхание. — Я же на Афон собрался, у меня благословение есть! Верните мне мою справку!
А дежурный ему кукиш: «На-кось, выкуси!»
Вот такая история. Хоть стой, хоть падай. И ничего не поделаешь! Ехать назад, сказать, что на подворье дежурный бумагу отобрал, скажут: «Значит, не сподобился, не богоугодно было…» Как тут поспоришь? Ехать дальше без бумаги — так ведь не примут, да и как и куда ехать, не совсем понятно. Вот как раз думал на Афонском подворье информацию получить… После этого Каландар совсем пропал из виду. А через пару лет я узнаю, что он благополучно прибыл в Святый град Иерусалим! Объездил — в сопровождении переселившегося туда в самом начале перестройки Леона — все достопримечательности Святой земли, побывал в Вифлееме и на Голгофе, у Иордана и в Иудейской пустыне. Самолично созерцал Фавор. Можно сказать, почти что взят живым на небо!
Хайдар-ака, как и обещал, сделался известным политическим деятелем. Почти до самого начала гражданской войны в Таджикистане он продолжал снабжать регион предметами религиозного культа. Затем пошел дальше и вписался в тусовки таджикской оппозиции. Лет через десять после своего последнего таджикского трипа в 1991 году я встретился в Берлине с Юликом — тем самым, которому когда-то пытался продать в Душанбе свой первый Коран. Юлик к этому времени плотно обосновался в столице на Шпрее со всем семейством — двумя женами, двумя дочками и потомством следующего поколения. Как-то раз к нему в гости из Израиля приехал брат, который рассказал, как во время противостояния таджикского Верховного совета и сил оппозиции на митинге в центре Душанбе он видел Хайдара, пытавшегося анимировать оппозиционеров воинственными призывами к штурму форпоста антиисламской бюрократии и сильно сокрушавшегося по поводу того, что грузовик со взрывчаткой где-то задерживается. После сепаратного соглашения сторон Хайдар-ака стал в стране персоной нон грата. Можно сказать, легко отделался. Зато он реализовал свою фундаментальную оперативную цель — пилигримаж к Черному камню и инициацию в сан ходжи. Иншаллах!
Вместе с тем как философ Хайдар-ака отошел от образцового генонизма в сторону трансцендентальной мистики персоналистических откровений, формализованных в доктрине финализма как дискурсивном продолжении «Ориентации Север». Фактически он сформулировал некий «седьмой мазхаб» — джемалийский: абсолютно гностический, в лучших традициях европейской интеллектуальной культуры. Свой финальный мирадж
[185] Хайдар-ака совершил 5 декабря 2016 года в Алма-Ате, где и был похоронен членами семьи и близкими друзьями.
