Я кинулась к компьютеру, в ленте новостей ни слова о найденном трупе. Неужто в самом деле очухался? Конечно, хорошо, что человек жив, а значит, мы к его смерти не имеем никакого отношения, но как нам теперь из всего этого дерьма выбираться? Положим, деньги мы вернем, с машиной, надеюсь, тоже ничего не случилось…
– Как думаешь, Сизов простит нас за небольшое вознаграждение?
– Лично я буду стоять насмерть: он ушел от меня живой и здоровый.
– И деньги не отдашь?
– Не в деньгах дело. Вдруг нам повезет, и он ничего не помнит?
– А если не повезет? В переулок заглянула? Его машина на месте?
– На месте. Она там может стоять хренову тучу времени.
– Вот и хорошо. Пусть стоит.
Что в этом хорошего, я и сама не знала, но Клавдию, кажется, смогла успокоить.
Мы позавтракали, подружка стала обзванивать клиентов, записанных на этот день. Работать она, по ее словам, не могла и теперь дурным голосом сообщала, что матушка Евлампия отправилась на богомолье. Я в соседней комнате названивала знакомым, с намерением выяснить, не интересовался ли кто моей персоной в последнее время. Но сделать это надо было хитро, и начинала я разговор с того, что осталась без работы, мол, накрылась наша контора и все такое, и только потом выводила разговор на нужную тему.
«Мне тут какой-то неизвестный СМС шлет, – начинала я. – Ты никому мой номер не давала?» Все девчонки, а также четверо парней клялись, что никто его даже не спрашивал, и тут же интересовались СМС.
– Что пишут?
– Всякую ерунду.
– Похабщину?
– Да нет… Говорю, ерунду.
– Ну и не забивай тогда голову.
Легко сказать, не забивай.
К обеду я изрядно выдохлась и пошла в кухню, где подруга жарила котлеты.
– Надо чем-то себя занять, – пожаловалась Клавдия. – У меня башка от мыслей лопнет. Думаю и думаю… Лизка, давай сбежим?
– Куда?
– Чем дальше, тем лучше. На Мальдивы, а? Деньги-то есть. Я не про те, что в банках. Своих хватит, я кое-что отложила.
– А там мы голову ломать не будем? – засомневалась я, хотя мысль показалась дельной.
– Может, повезет. Море, солнце…
Я уже готова была согласиться, когда раздался сигнал домофона.
– Менты, – ахнула Клавдия, зеленея на глазах. Я готова была с ней согласиться.
Мы испуганно таращились друг на друга, пока подруга не спросила:
– Что делать будем?
– Открывать, – пожала я плечами.
Мы приблизились к домофону и осторожно взглянули на экран, практически не дыша. На нас в упор смотрела разгневанная бабка с фиолетовыми волосами, по непонятной причине стоящими дыбом, точно их начесали, а уложить забыли.
– Это что такое? – пролепетала Клавдия.
– Клиентка, наверное, – предположила я, заметно успокаиваясь.
– Я ее впервые вижу.
– Может, из новеньких.
Однако теперь мое же предположение вызвало у меня сомнение.
На страждущую утешения бабка точно не походила, глаза метали молнии, и в целом она куда больше напоминала горгону Медузу, которая вряд ли нуждается в чужих пророчествах. Бабка продолжала настойчиво звонить, пока не стало ясно: вот так просто избавиться от нее не получится. Она твердо намерена с нами встретиться, то есть не с нами, а с Клавдией, подумала я с некоторым удовлетворением. Лично я предпочла бы оказаться как можно дальше от старушки.
– Открой, – сказала Клавдия и поспешно ретировалась, а я, чертыхнувшись, нажала кнопку переговорного устройства и вежливо произнесла:
– Слушаю вас.
– Слушает она, – рявкнула старушенция. – Где мой сын, лахудра? Затянула в свои сети, дурака нашла? Я тебе волосья-то повыдеру, дрянь ты эдакая.
Я метнулась к двери, за которой скрылась подруга, открыла ее и зашипела:
– Клавдия, кого ты затянула в сети? Бабушка сыном интересуется.
– Впусти эту чокнутую, она же на всю улицу орет, – отозвалась подружка.
Я вернулась к домофону и сказала:
– Входите, пожалуйста.
Открыла дверь, и буквально через пять секунд старушенция ворвалась в прихожую. Чтобы преодолеть расстояние от калитки, требовалось куда больше времени, особенно человеку пожилому, а этой было лет семьдесят, так что я сделала вывод: гостья для своих лет чрезвычайно подвижна, хоть и ходит с палкой. Или клюкой? Как это, кстати, правильно называется? Сейчас она ею размахивала перед моим носом и вопила:
– Где мой сын?
Я отошла подальше и спросила жалобно:
– Он наш клиент? Назовите, пожалуйста, фамилию.
– Клиент? – бабку заметно перекосило. Она начала оглядываться в поисках места, куда завалиться, а я предупредительно указала на диванчик. Старушка плюхнулась, оперлась обеими руками на клюку и спросила осевшим голосом:
– Это что же, бордель? Как же ты такое допустил, Господи?
– Не поминай Господа всуе! – рявкнула Клавдия, величественно выплывая из соседней комнаты, успев напялить свой дурацкий балахон и колпак с платком. Выглядела она всегда внушительно, а тут, как видно, с перепугу, черты ее приобрели прямо-таки библейскую фундаментальность, а голос зазвучал подобно грому.
Старушка на диванчике жалобно ойкнула и поспешно перевела взгляд на меня.
– Это матушка Евлампия, ясновидящая в третьем поколении, – произнесла я.
– Как же так… А я-то думала, он сюда к бабе таскается… захомутала его, стервь подзаборная… А тут еще хуже.
– Почему хуже? – обиделась я.
– Если мой Толечка к ясновидящей пошел, значит, чуял беду неминучую.
Обычно подобные словечки были в ходу у матушки, и теперь Клавдия чувствовала некую досаду, что гостья у нее реплики ворует, оттого, наверное, и осведомилась сурово:
– Вы гражданка Сизова?
– Да, – тряхнула старушка головой. – Толя, сынок мой…
– Давайте чаю попьем да во всем разберемся, – малость подобрела Клавдия.
– Лучше без чая, – обходя ее в дверях, зашипела я и с беспокойством взглянула на бабку. Вдруг у них в семье какое-то хитрое наследственное заболевание?
Без чая все же не обошлось, но заваривала я его сама.
– Как звать-то? – спросила матушка, разливая чай.
– Альбина Эдуардовна, Альбина, – голос бабки внезапно стал слаще меда. – А что сыночек-то мой, зачем приходил сюда, матушка?
– Затем же, зачем все ходят. Судьбу наперед узнать хотел. Пустое дело. Богу надо молиться да грешить поменьше… А у сына твоего на уме недоброе было, уж очень он боялся. Толкала его неведомая сила.
