В темноте тропа была едва заметна, но включить фонарь мы не рискнули. К счастью, путешествие много времени не заняло, свернуть себе шею я не успела. Впрочем, Андрюшенька очень трогательно поддерживал меня за руку, за что я ему была благодарна.
Мы оказались возле школы, небольшой, двухэтажной, за высоким забором из металлических прутьев. И тут я испугалась, потому что Арсения не увидела. Только я собралась сказать об этом Андрею, как он прижал палец к губам, призывая меня к молчанию, а потом указал куда-то влево. Там был овраг, и из него вскоре появился Арсений, уже без шлема, но с двумя пластмассовыми канистрами в руках.
– Что он задумал? – зашептала я, хотя догадаться было нетрудно.
Уверенной походкой парень направился вдоль школьного забора, мы двигались за ним практически на четвереньках, готовые залечь в любой момент. Сразу за школой стоял кирпичный дом, ни палисадника, ни огорода, как это водится в сельской местности, возле него не наблюдалось. Зеленая лужайка и скамья под окнами. Крыльцо сбоку, выходило оно как раз на школу, до которой было метров сто, не больше. За школьным забором сплошной стеной росли туи, а вот до ближайших жилых домов довольно далеко, впереди спортплощадка, а дальше стадион.
Арсений мог не бояться, что его кто-то заметит. Он подошел к дому, поставил одну канистру на землю, а из второй стал поливать крыльцо бензином. Запах я почувствовала сразу. Мы залегли неподалеку и видели, как он прошел к окнам уже с другой канистрой и теперь поливал стену под ними.
План его был ясен: поджечь дом с нескольких сторон, чтобы Юдин не смог выбраться.
– Нам не пора вмешаться? – испуганно спросила я.
– Подождем.
– Чего ждать? Когда он дом подожжет? Ему и так не отвертеться…
В руках Арсения замерцал огонек, видимо, зажигалка, а я вскочила, намереваясь прекратить это безобразие. И тут вдруг вспыхнул прожектор, осветив и дом Юдина, и Арсения с зажигалкой в руках. Тот инстинктивно прикрылся рукой от света, а Андрюшенька заявил:
– Я не стал рисковать и на всякий случай позвонил бывшим коллегам. Как видишь, они не подвели.
Остаток ночи я провела в джипе, пока Толмачев общался с бывшими коллегами. Кстати, смогла свести знакомство с Юдиным, то есть не совсем знакомство. На момент появления здесь Арсения в доме его не было. Где он прятался, неизвестно, а теперь метался между полицейскими, вскидывая руки и повторяя:
– Это просто уму непостижимо…
Разбуженные сельчане подтянулись к школе и теперь пытались понять, что происходит, похоже, внятных объяснений им никто не дал, оттого в ход пошли догадки. Немного потолкавшись в толпе, я услышала две версии. Первая: кто-то хотел поджечь школу, а доблестный директор злоумышленников поймал. Вторая сильно отличалась от первой: спалить хотели не школу, а дом директора, и повинен в этом любовник жены Геннадия Викторовича, с которой он уже год как в разводе.
Арсения к тому моменту уже увезли, а вскоре в город отправились и мы с Андреем.
Клавдия сладко спала, но я сочла своим долгом разбудить ее.
– Что? – зевая, спросила она.
– Арсения арестовали.
– Вы?
– Соберись.
– Ментов вызвали?
– Андрей решил не рисковать.
– Значит, Диана у нас не просто подозреваемая, – вздохнула Клавдия.
– К сожалению, все указывает на нее. Сомнений теперь не осталось. Детки рассудили правильно: если мотив отсутствует, то никто ее не заподозрит.
– Ага, а может, оба поучаствовали, – вновь вздохнула Клавдия. – У бабушки Агаты Кристи встречались такие мстители. Значит, отправится наша девочка в места не столь отдаленные.
– Точно, – кивнула я.
– Хорошо, что Трусовой я успела сказать, что самое дурное влияние на дочку друзья оказывали.
– Это ты вовремя, – согласилась я. – Между прочим, мы три убийства раскрыли.
– И что? Вам за это денег дадут?
– Нет. Но моральное удовлетворение…
– Мент он и в Африке мент, – сказала подружка.
– Это ты к чему?
– Поздравляю с моральным удовлетворением, и дай мне поспать, Христа ради, я сейчас такой сон видела…
Клавдия собралась было рассказать мне сон, но я спешно покинула комнату.
Я намеревалась проспать до обеда, раз уж ночь выдалась бурной, но Андрюшенька разбудил меня в половине десятого.
– Лизавета, подъем! – орал он из-за двери. – Нас ждут великие дела!
– Ничего вас не ждет, кроме сырников, – откликнулась Клавдия.
– Матушка, я понимаю, это ваше коронное блюдо, но нельзя ли несколько разнообразить репертуар?
Я продолжала лежать в постели, хотя и заподозрила, что больше не усну, спросила громко:
– С какой стати мне вскакивать в такую рань?
– Старший по дому звонил, – сообщил Андрюшенька. – Друг нашего мажора появился в своей квартире, если мы его провороним…
– Лизка, подъем! – гаркнула Клавдия.
Я кинулась чистить зубы и через пять минут уже была готова к великим свершениям.
– А знаете что, я с вами поеду, – вдруг заявила Клавдия, слегка озадачив.
– С чего вдруг? – спросила я.
– Сама не знаю. Захотелось проветриться.
Старший по дому нервно топтался возле подъезда. Увидев нас, бросился навстречу, едва не угодив под колеса Андрюшенькиного джипа.
– Что это за диво дивное? – удивилась Клавдия.
– Это ценный источник информации, – заверил Толмачев и пошел общаться со старичком.
– Ты с нами? – спросила я Клавдию.
– Пожалуй, я лучше в машине подожду, – ответила она.
Я подошла, поздоровалась с ценным источником, он как раз закончил свой доклад.
– С тех пор Гришка из квартиры не выходил.
– Откройте нам дверь подъезда, – попросил Андрей.
Старичок забежал вперед и дверь открыл, а Толмачев сказал:
– Здесь ожидайте.
Я решила, ко мне это не относится, и отправилась с ним. Нужная нам квартира находилась на четвертом этаже, туда мы поднялись на лифте. Андрюшенька надавил кнопку звонка и стал ждать. С той стороны кто-то осторожно передвигался, не решаясь приблизиться, а Толмачев гаркнул:
– Полиция, откройте, иначе выломаем дверь. Считаю до пяти.
Я решила, что считать Андрею придется долго, но дверь вдруг распахнулась. На нас испуганно смотрел парень лет двадцати с небольшим.
– Григорий Евгеньевич? – осведомился Андрюшенька, махнув удостоверением.
– Да, а в чем, собственно… – договорить Гриша не успел, Толмачев схватил его за шиворот и поволок в глубину квартиры. Вскоре парень оказался на диване, откуда смотрел на нас не просто со страхом, а скорее, с ужасом.