Она была непреклонна, как женщина, привыкшая поступать, как она хочет. Я посмотрел на Яшлома.
— Делайте, как она говорит. Возьмите девушек и отвезите их в Цитадель. Я догоню вас.
— Господин, — начал он. Теперь он решил повторить Эти свои штучки со мной.
— Помните десять человек на Поле Льва, Яшлом, тех, что я убил? Помните? Хорошо. Я смогу защитить эту женщину получше, чем иная армия, и если у нее нет ума на что-нибудь другое, то вполне хватит, чтобы хоть это признать.
Это из-за нее я хвастался и красовался, как петух на скотном дворе.
Но Яшлом, оценив смысл моих слов, кивнул, сел на лошадь вместе с масрийкой, а бронзовая взлетела в седло, как молодой воин, и направила свою лошадь рысью вниз по дорожке к разноцветным огням Пальмового квартала.
И вот я остался наедине с императрицей у портика храма.
Она завернулась в плащ и сказала:
— Я выгляжу достаточно похожей на мальчика в такой темноте, я уже обманывала жреца. Скажите ему, что мы любовники, и что мой отец выдерет меня, если я опоздаю домой и он узнает, что я опять выходил, чтобы играть в собачку и зайчика с вами в Рощах на террасах.
— Это сработает?
— Да. Он снисходительно относится к мальчикам и их мужчинам, особенно когда при этом к нему поступает кошелек-другой серебра. — И она бросила мне кошелек, который я кинул ей обратно, прежде чем вошел в дверь.
В тот момент, когда я был уже в дверях, я почувствовал ловушку и повернул назад.
Слишком поздно. На мое плечо легла рука, и голос сказал:
— Спокойно, Вазкор. Человек уже занялся вашим компаньоном. Вы же не хотите, чтобы она умерла, после стольких усилий ее защитить.
Затем в темноту ворвалось пылание факелов, каждый из которых зажгли, пробормотав заклинание; религия прежде всего, даже прежде убийства.
Я держался спокойно и осматривался. Я не был удивлен, обнаружив около пятнадцати человек, набившихся в ветхий храм… Отблески огня сверкали на их оружии и желто-черных ливреях Баснурмона.
Позади меня опять раздался голос:
— Если вы ищете меня, чудотворец, то я здесь. В этот раз я лично явился.
Так я и встретился с наследником императора, с которым до сих пор мы были связаны незримо.
Он был странно знаком, что меня сбивало с толку, пока я не понял, что все масрийцы с их завитыми волосами и бородами похожи друг на друга. Да и я, раз я придерживался этой моды, мог слегка напоминать Баснурмона. Не знаю, чего я ожидал: ведь мы, как дети, воображаем своих врагов, пока не увидим их, какими-то страшилами. Было занятно встретиться с этим субъектом, привлекательным, одетым и роскошные щегольские одежды кремового и золотистого цвета, заурядным, улыбающимся, как рыбак, которому попались на крючок сразу две рыбины, когда он ожидал только одну. Еще занятнее было то, что я понимал — он убьет нас обоих, и меня, и ее.
— Вы назвали меня чудотворцем, — сказал я. — А верите ли вы в это?
Его улыбка стала кислой, словно он съел лимон.
— О, я верю в это. Жрец-дикарь с севера, который убивает ударами молнии. Но если вы повернете голову, то увидите матушку вашего возлюбленного. Жизнь Малмиранет, ради сладкого Сорема, несравненно дороже для вас. Вы не станете ею рисковать.
Два дьявола держали ее у колонны. Один приставил к ее шее длинный нож.
Она держалась очень спокойно и сказала мне, игнорируя остальных:
— В этом храме воняет. Интересно, чем.
Солдат без ножа поднял руку, чтобы ударить ее, и Баснурмон гавкнул на него, чтобы он успокоился. Он хотел, чтобы товар был доставлен императору неиспорченным, а может быть собирался устроить какую-нибудь приватную забаву. Однако я видел, что любое движение, которое я сделаю, может стоить жизни мне или ей. Во мне тоже началась борьба. Несмотря на мое хвастовство своей Силой, Бит-Хесси заставил меня ее бояться.
Я пытался поймать взгляд Баснурмона, но он прятал от меня глаза, наверное зная рассказы не только о лучах света. Вместо этого он подошел к Малмиранет и положил руку ей на грудь.
— Я должен буду сообщить императору, моему царственному отцу, как я поймал вас с вашим любовником. Это очень ценно. Это стоит искажения форм; сначала этих, — и он сжал то, что держал в руке, — а затем — прелестный носик, который слишком долго совался в те дела, которые его совершенно не касались.
— Мальчик, — сказала Малмиранет, — я не удивляюсь. Ты не мог не стать мерзавцем, родившись от такой мерзкой, глупой суки.
— Заткнись! — заорал он, съежившись, как побитый щенок. Когда он отошел от нее, его лицо приобрело странное раздраженное выражение. Нет сомнения, она была его первой обидой, но не думаю, что она нападала на него, когда он был ребенком, если только он сам не начал первый, по наущению матери.
Я подумал: «Эта женщина и храбрее любого мужчины, и умнее. Думает ли она, что погибла, или надеется, что я спасу ее? После смерти отца в ее окружении не было сильных мужчин, это видно, и даже Сорем — больше золото, чем сталь». И тут мой страх исчез, могильный страх перед старым Хессеком. Я почувствовал, как во мне, словно масрийская заря, поднимается гордость. Она стоила драки, а я был готов к ней.
Люди Баснурмона вытолкали нас в темноту. Священника они, должно быть, устранили или он спрятался: я его не видел. За храмом людей в осиных формах ждали лошади. Нашли лошадь и для меня. Баснурмон велел одному из своих головорезов связать руки Малмиранет и посадить ее позади себя. Я понял, что надо сделать.
Человек, сидевший па лошади впереди Малмиранет, протянул через свой пояс веревку, которой были связаны ее руку. Я крикнул ей:
— Скачка будет опасной. Вам, императрица, лучше держаться покрепче.
По тому, как сверкнули ее глаза, я догадался, что она поняла меня, а я выпустил мощный залп энергии, и мои стражи с обеих сторон закричали и попадали. Баснурмон заверещал, его кукольное лицо перекосилось от ужаса, а ублюдок, который привязал ее к себе, резко обернулся с ножом в руке. Я ударил его в грудь белым лучом, который принес мне две трети славы в Бар-Айбитни, и одновременно пнул в бок свою лошадь. Она налетела на его коня, когда он уже падал, и я пережег веревку у ее рук энергией из пальцев — той, что могла зажигать лампы. Я перепрыгнул со своей лошади на его и подхлестнул животное огнем, чтобы сорвать его с места.
Она не потеряла головы, как я и надеялся, и обхватила меня обеими руками.
По террасам ниже Небесного города часто ездят верхом, но медленно и осторожно, потому что уступы холма то там, то тут круто обрываются вниз, к Пальмовому кварталу, расположенному в сотне футов внизу. Я направил лошадь к краю Храмовой террасы, туда, где находился один из таких уступов. Лошадь сорвалась и попыталась повернуть, но я коротко взял поводья и с воплем ужаса, под бряканье камней, с искрами высыпавшихся из-под копыт, она прыгнула с холма в необъятное небо.
