Честно говоря, я откладывал многое. Это казалось здесь обычным занятием. Даже Храгон-Дата «отложили», оставили одного в какой-то изолированной комнате, отчего бы не отложить все остальное?
Я стал вялым во всех делах, кроме любви. Это может случиться, когда вы долго сражались, а мне казалось, что я сражался большую часть своей жизни. А здесь был солнечный остров в диком море, и я лежал на нем, забыв, что море по-прежнему окружает меня.
Трудно вспомнить, как шумит море, когда вы долго его не слышали. Угроза и страх исчезли, умерли, как я и надеялся, в ту ночь во время пожара.
Бит-Хесси превратился в золу, только рассказы о привидениях напоминали о его существовании. В эти янтарные дни мне казалось, что мои ночные кошмары растаяли и никогда больше не вернутся, все, даже сны о Белой ведьме.
Да, я принес клятву тени или моей собственной совести — моему отцу.
Но, может быть, кошки Уастис нет в Бар-Айбитни? А если она выжила и прячется, с ней будет проще покончить, используя все ресурсы Масрийской империи.
Месть стала похожа на высохшую тыкву; конечно, отец хотел бы моего величия, даже если бы это и отложило ее гибель? Для всего было место. Попав в зависимость от медленного движения масрийских дворцовых приготовлений к церемонии коронации, я и сам стал двигаться медленно, как в теплой воде, не теряя берег из виду. Я тоже съел южного меда.
Так, понемногу катаясь верхом по необъятным внутренним паркам, занимаясь пчелиной суетой дворцовою совета, празднествами, любовью, я заметил, как этот малиновый полдень вливался в долгие сумерки, а я все не хотел думать о том, что закончить его должна ночь.
Был назначен вычисленный жрецами-астрологами благоприятный для коронации день. В яркий от свежей краски и новой застройки Бар-Айбитни нахлынули толпы людей, которые непременно желали видеть представление и, где могли, пытались прожить даром за счет будущего праздника. Они ехали из далеких городов и городишек, с прибрежных равнин и архипелагов, из замков в безводных скалах востока. Лорды и мелкие короли приезжали в силу необходимости воздать почести, крестьяне — поглазеть, торговцы продавать, а неизбежные грабители — резать кошельки и горла пьяниц.
Я плохо знал географию окрестностей, проведя в одиночестве большую часть дней в Бар-Айбитни. Разнообразие людей и животных на улицах заинтересовало меня, как возможность развлечься в часы апатии. Особенно мне нравились западные племенные кланы, их женщины завешивали лица покрывалами из прозрачной кисеи, которая ничего не скрывала, и ходили с обнаженной грудью; или черные люди, торговцы слоновой костью и сапфирами, которые приехали из южных джунглей на серых злых чудовищах с морщинистой кожей, с рогом на морде, налитыми кровью глазами и ужасными манерами. Эти звери походили на деформированных единорогов и были склонны испражняться без предупреждения (за это их любили бедняки, использовавшие навоз в различных целях. Я редко встречал этих ворчащих единорогов без сопровождения надеющихся, вооруженных совком и корзинкой). Из Симы прибыли маги, их лица были укутаны в красные покрывала, а за поясом висели мечи, похожие на ножи для разделки мяса. На Вселенском базаре они обычно танцевали с веревками, которые оживали или казались ожившими, или сворачивали свои тела в маленькие тюки завязанных узлом костей. Я отправился посмотреть на них с одним из людей из Цитадели и, увидев меня, симейз поклонились почти до земли. Эти действия позабавили меня. Заметив, что даже чужестранцы чествовали меня как чудотворца, толпа зашумела и захлопала. Они не предлагали мне любовь, как Сорему, но знали о моей роли в уничтожении хессеков, и когда я шел, вокруг меня всегда был шум, но больше никто не подходил за исцелением.
Когда я собрался уходить, один из магов подошел ко мне и потянул меня за рукав. Мне были видны только его глаза над красным покрывалом, но иногда и этого достаточно.
— Ваша сила превышает силу людей, — сказал он мне на языке каких-то дальних стран, который был непонятен всем вокруг нас, включая и образованных офицеров-аристократов, которые сопровождали меня. Если я нуждался в напоминании о моих силах, то это как раз оно и было — как всегда, сразу понимать, что он говорит, и быть в состоянии ответить, словно на моем родном языке.
— Моя сила превосходит силу большинства людей, которых я встречал, — сказал я.
— Верно. Но есть другой человек. Не мужчина, а женщина.
Если бы он вытащил свой меч-голова-с-плеч, чтобы снести мне голову, я бы и то не смотрел на него с таким удивлением, как сейчас.
— Какая женщина?
— Та, которую ты искал, повелитель волшебников. Белая, как белая рысь. Уаст.
Денейдс стоял рядом со мной и, увидев мое лицо, спросил:
— Что ему надо, Вазкор?
— Личное дело, — ответил я. — Старая вражда моих предков. — Денейдс кивнул и отступил в сторону. Секретные долги чести, фамильная вражда — это были понятные масрийцам предметы. Симейзу я сказал:
— Откуда вы узнали, и зачем вы пришли ко мне с этим?
— По-своему, господин мой, я тоже маг, — сказал он немного иронично.
— Здесь рассказывают странные истории о пожаре в Старом городе на болотах, о духах, которые бродят там. Не все из них духи. Я не ищу выгоды и не хочу поймать вас в ловушку, господин. Если вы пройдете со мной в мой шри — я покажу вам кое-что.
Денейдс услышал слово «шри» — симейзский фургон для путешествий — и сказал:
— Если он предлагает вам пойти куда-нибудь с ним, то я не советую.
— У меня нет выбора, — ответил я Денейдсу. — У него есть сведения, которые мне нужны. Не беспокойтесь. Со мной ничего не случится, и с этим Красным Занавесом тоже, если он будет вежлив. Симейз понял; по морщинкам вокруг глаз я догадался, что он улыбается.
Пока он улыбался, я проник в его сознание, контакт был, как всегда, недолгим, потому что мне, наверное, никогда не понравится такой взлом, но этого было достаточно, чтобы почувствовать его честность, и еще — его загадочные мистические познания.
— Тогда мы подождем вас здесь, — сказал Денейдс, — а может быть, мне или кому-нибудь из нас пойти с вами?
— Спасибо, но я пойду один.
— Сорем насадит меня на меч, если с вами что-нибудь случится.
Его глаза были игривыми. Он дал мне почувствовать все значение сказанного. Денейдс сопровождал Сорема во всех битвах, и, как собака, защищал его спину, однако и он тоже отпускал шуточки, а я уже устал от них.
— Ведите меня, — сказал я симейзу. Он поклонился и повел меня через рыночную площадь, на него глядели во все глаза те, кто мог видеть, и даже пара «слепых» нищих.
Симейзские маги разбили свой лагерь в поле по соседству с лошадиным базаром. Шесть черных фургонов, увешанных алой бахромой и амулетами из меди и кости стояли полукругом на объеденной лошадьми траве. Горел маленький костер, из учтивого отношения к масрийскому обычаю накрытый железной решеткой, и две женщины готовили на нем обед. Они были в богатой одежде, на шеях ожерелья из золотых монет, их лица были открыты, и только волосы были спрятаны под красными тюрбанами. Странная традиция — открывать женщину и закрывать мужчину, но я решил, что это было связно с их магией. Вокруг дерева — в тени и на солнце — лежали пять больших белых волов, с подозрением глядевших на лошадей по другую сторону ограды. В Симе не было лошадей, пока масрийцы Храгона не заявили свои права на эту территорию, а легкие фургоны-шри до сих пор путешествовали цепочкой — два или три сразу, сцепленные вместе медными соединениями, в передний запрягали пару волов или буйволов. Путь по суше из Симы в Бар-Айбитни — длинный и извилистый, и занимает даже больше дней, чем считается в масрийском месяце, не оставляя возможности прибыть задолго до коронации. Отсюда я заключил, что все они прибыли сюда на корабле — мужчины, женщины, фургоны, волы и все остальное.
