Женщины у костра посмотрели на меня и хихикнули. Одна послала мне воздушный поцелуй. Казалось, моего провожатого это нисколько не смутило.
— Вы даете своим женщинам большую свободу.
— Нет, — ответил он. — Бог дает, а мужчины шри не отнимают ее у них.
Мы в самом деле не симейзы, господин мой Вазкор, но более старая раса, и наши пути различны. У нас, шри, есть поговорка: «Держи, что можешь удержать, а что не можешь — отпусти, оно и так уже ушло».
Мы вошли в один из фургонов. Там было темно и пахло ароматными травами, висевшими в связках на дугах каркаса. Он зажег лампу, затем снял с колышка медный диск и положил его на половики. Мы сели, и он привлек мое внимание к диску, который был отполирован, как девичье зеркало, я, честно говоря, и решил, что это зеркало.
— Повелитель видел мои мысли, — сказал он, — но пути мыслей грязны, даже для тех, кто должен жить с ними. Поэтому я предлагаю вам это средство — медный диск. Это способ шри. Мысли одного мага проецируются на диск и открываются для другого. Здесь не может быть ни вариантов, ни обмана, и такой тесный контакт не может быть неприятен.
Я сел. Точно не зная ничего, я все же верил ему, потому что он вызвал мое полное расположение. Хоть я и мог превзойти его Силой, он заставил меня почувствовать, что я мальчик перед мужчиной.
По его глазам и ладоням я заключил, что ему около пятидесяти лет, он был крепок и проворен — его мудрость была закаленной и отточенной, как дождь и ветер закаляют и оттачивают камни в пустыне. Сидя перед ним, я ощущал то же чувство бренности, как и в ночь восстания, когда я выехал из Цитадели, чувство, что слишком быстро человек оказывается в могиле, а все ураганы и горы его жизни — месть, любовь, сила победы — малы, если сравнить с этой совсем небольшой кучкой праха в конце.
Наконец я вспомнил, зачем пришел сюда, склонил голову над метафизической медью и сконцентрировался над ней. В этот момент моя кровь застыла, как лед, и чувство реальности оставило меня.
Они прибыли морем, как я и предполагал, и их высокая галера проходила со спущенными парусами мимо неосвещенного берега ночного болота. С палубы, почуяв магию, как гончая чует льва, вот что увидел на берегу шриец: белую фигуру, уменьшенную расстоянием до размера его мизинца.
Я видел на диске, как видел он, и я, как и он, почувствовал дым Силы, поднимавшийся оттуда.
Он вздрогнул, почувствовав это. Он слышал, как сожгли Бар-Айбитни и какие вещи случались там, но это, он знал, не было иллюзией. Белая женщина с белыми волосами и белой ненавистью, которая росла из ее души, как огромное дерево. И ее Сила была не меньше моей.
Вокруг нее на этом пустом глинистом берегу находились темные тени с серыми хессекскими факелами в руках. Шум прибоя и скрип весел и мачт заглушали все звуки, которые производили эти люди.
Старая отрава незаметно подкралась ко мне.
Медный диск внезапно опустел, а май хозяин уже протягивал мне агатовую чашу с вином.
Я выпил, и он сказал:
— Я узнал ее имя. Она написала его в ночи для всех, кто может его прочесть. Я узнал также, что она наметила вас своей жертвой. Эта метка на вас, как клеймо. И, мой господин, весь город мечен. Не только люди, разорившие Бит-Хесси, и не только те, кто мечтал о его разорении. На самом деле черная туча — над золотыми башнями Бар-Айбитни, возлюбленного Масримасом. Черная туча, которая скроет его солнце.
Я встал, мои ноги дрожали. Должно быть, я выглядел, как смерть.
— Как же мне померяться с ней силами, — как-то по-детски закричал я и совсем не ему. — Сила, которой я пользуюсь, питает ее. Ее. Я пытался, я избавился от нее, но она опять появилась. Все, что я ни делал, оборачивается против меня.
Мои мысли скакали. Я уже решил пойти прямо на этот берег, на проспект мертвых кораблей, почерневших руин и убить ее там. Это было бы исполнением моей клятвы. Или, может быть, я стану жертвой. Она пометила меня, так пусть следует за мной. Оставить весь Бар-Айбитни, где Сорем — император, а на Троне лилий в Малиновом дворце — Малмиранет, моя женщина, думающая, что я сбежал, как трус…
Он взял меня за руку.
— Я посланец, — сказал он, — не более. Я не могу дать вам совет. Но если потребуется моя помощь — меня зовут Гайст.
Я бы очень хотел, чтобы он помог мне, но, несмотря на его проницательность, он не мог этого, и я слишком хорошо это понимал. Парадокс. Я превосходил его Силой, но дрожал, как испуганный малыш.
Я поблагодарил его. В его глазах была покорность судьбе. Город был под ее проклятием, и он оставался в нем. «Что не можешь удержать — отпусти, потому что оно уже ушло от тебя». Похоже, и жизни это тоже касается.
Снаружи небо было таким же голубым, как те сапфиры, что черные люди привезли на своих страшных единорогах с юга. Не было видно ни облачка.
Денейдс и его капитаны остались, чтобы дождаться меня. Он поднял брови и сказал:
— Значит, плохие новости. Я надеялся, что нет.
Никто из них не знал о моей предыдущей жизни ничего, кроме незначительных моментов, и все горели желанием при случае узнать побольше. — Жив кое-кто, кого я считал мертвым, — ответил я.
— Да? И что теперь, Вазкор? Вы будете придерживаться теперь наших традиций, кодекса вызова?
— Вызов уже брошен и принят.
Денейдс рассматривал меня, в его взгляде боролись одобрение и недоверие.
— Однако, это едва ли подходящий момент, мой Вазкор, — за два дня до коронации Сорема.
Я пришпорил лошадь и поехал через рынок, такой яркий, шумный, красочный йод безоблачным сапфировым небом. Денейдс держался рядом со мной.
— Сорем знает?
— Узнает в течение часа.
Он нахмурился и замолчал.
Волей-неволей я принял бесшабашный вид. Слабость переполняла мое тело. В детстве мне снился сон, позже ой стал немного другим — какое-то дикое животное, которое я выследил и убил на охоте, тут же опять вскочило, его смертельные раны кровоточили, и опять кинулось, чтобы вцепиться мне в горло.
Тем временем Денейдс повернул лошадь к Цитадели, конечно же, чтобы сообщить новости.
Мне придется сражаться. Другого выбора у меня не было. Сражаться и сражаться, сколько бы раз ни бросался на меня убитый зверь. Я не брал на себя обязательства спасти ни этот город, ни жизнь или честь кого-либо из мужчин или женщин в нем. Это был мой собственный ужас. Я предпочитал лицом к лицу встретиться со злодейкой, чем повернуться к ней спиной. Я думал, что она мертва или — что то же самое, — что у меня будет время выследить ее, даже, может быть, — забыть. Теперь Уастис должна потешаться надо мной, сидя в своих развалинах.
Глава 7
Я вошел в Малиновый дворец, как я, казалось, много раз входил туда во время этого бесконечного полдня. Солнце, плавая в верхних рамах западных окон, полосовало пыльными лучами красно-розовые стены и розовые мраморные полы.
