Жанна потупила глаза.
— О чём ты говоришь, Жозеф?
На её удивление, тюремщик отставил кружку и опустился на колени.
— Да-да, вы — прекраснейшая женщина Парижа! — Он говорил с таким чувством и волнением, что Жанну охватила сладостная дрожь. — Как только я увидел вас там, на площади, когда вы стояли на позорном эшафоте, то понял, что люблю вас и сделаю всё, чтобы вам помочь. И когда мои хозяева попросили посодействовать вашему освобождению, я с радостью выполнил все их приказания.
Графиня залилась краской. Мужчины давно не говорили ей таких слов.
— Я люблю вас, графиня, и вряд ли так же полюблю кого-нибудь ещё… — Жозеф робко прикоснулся к руке своей дамы. — Люблю, несмотря на то, что знаю: через два дня мы доедем до пролива, я посажу вас на судно и никогда больше не увижу. Впрочем, даже если бы я не сопровождал вас, всё равно нам было бы суждено расстаться. Кто вы и кто я? Знатная дама и бедный крестьянин. Я вам не пара, это любой бы сказал. Но я не могу молчать и хочу, чтобы вы услышали мои признания. Если вам понадобится, возьмите мою жизнь. Она принадлежит вам.
Де Ла Мотт дрожала как в лихорадке. Впервые за многие месяцы, а может и годы, ей захотелось настоящей любви. Не той красивой, куртуазной, но выдуманной, что можно отыскать в дворцовых кулуарах, а настоящей, земной, позволяющей почувствовать плечо любящего мужчины и броситься с головой в сладостный мир ощущений. Вот почему она не оттолкнула Жозефа, а опустилась на колени рядом с ним.
— Давай забудем, кто мы, — шепнула она, — и пусть в этом домике останутся только двое влюблённых. Иди ко мне, Жозеф. Иди же, не бойся.
Мужчина встал на ноги и сделал нетвёрдый шаг. Жанна, подбадривая его взглядом, расстёгивала крючки на платье.
— Иди же сюда, ты сам сказал, что у нас мало времени.
Её страсть и желание передались ему, он быстро сорвал с себя рубашку, обнажив мускулистое тело полубога, потом бережно, словно драгоценность, поднял графиню на руки и понёс на кровать. Положив возлюбленную на подушки, Жозеф несколько секунд гладил её чёрные, ещё влажные после бани волосы, а потом впился поцелуем в алый пухлый рот.
* * *
Через полчаса они, разгорячённые любовными утехами, лежали на мокрых от пота простынях. Губы Жанны улыбались, а огромные голубые глаза изучали щербинки в потолке. Жозеф наклонился к ней.
— О чём ты думаешь?
— Мне было хорошо с тобой. — Она немного приподнялась и поцеловала заросшую чёрной щетиной щёку. — Странно, что жизнь может свести людей вот так, а потом раскидать в разные стороны. Что-то подсказывает мне, что мы никогда не увидимся.
Парень уткнулся лицом в подушку и тяжело вздохнул.
— Я буду помнить о тебе всегда.
— Я тоже, Жозеф. — Де Ла Мотт погладила его мускулистый живот и прислушалась. — А вот и конец нашей сказке. Кажется, к дому подъехал экипаж.
Мужчина вскочил и стал быстро натягивать одежду.
— Госпожа, вы тоже одевайтесь! — Его тон снова стал почтительным. — Это действительно за нами. Жаль, отдохнуть не успели. Путь предстоит неблизкий.
— Ты жалеешь? — Прекрасная в своей наготе, белая, как лебяжий пух, напоминавшая лесную богиню, графиня подошла к любовнику и провела рукой по жёстким волосам. — Неужели ты жалеешь?
Жозеф прижал её к себе.
— Будь я волшебник, я бы остановил эти мгновения, — признался он и хотел ещё что-то добавить, но в окно постучали, и раздался грубый голос нового кучера:
— Эй, поторопитесь!
— Уже идём! — Влюблённая парочка молниеносно собралась и вскоре уже разместилась в карете.
Глава 22
Мария-Антуанетта с интересом изучала новую пьесу модного автора, думая, как разыграть её в Трианоне, когда слуга доложил ей о приходе Людовика XVI и господина де Крона. Недовольная, что её отвлекают от увлекательного занятия, королева поднялась, придвинула мужу стул и учтиво ответила на поклон начальника полиции, вид у которого был какой-то болезненный. Щёки главного блюстителя порядка впали, губы дрожали, на лбу выступили капли пота.
— Что случилось, господин де Крон? — поинтересовалась Мария-Антуанетта. — Вы неважно выглядите. Какое же дело привело вас ко мне?
Она хотела сказать немного по-другому: «Какое дело вы не смогли решить с моим супругом?», но передумала. Впрочем, проницательность полицейского и тут оказалась на высоте.
— Ваше величество, наверное, недовольны, что я нарушил ваш покой, — начал он. — Но мы с королём решили посвятить в это дело вас. Нам кажется, вы обязательно должны об этом узнать.
Королева поправила высокую причёску.
— Да что же случилось? — в нетерпении она даже притопнула изящно обутой ногой. — Говорите же!
— Сегодня ночью из Сальпетриер сбежала небезызвестная вам Жанна де Ла Мотт, — выдохнул де Крон. На его удивление, Мария-Антуанетта не выразила гнева, только изумление.
— И как же ей удалось покинуть хвалёные толстые стены? — насмешливо спросила она. — Сколько раз я слышала, что там прекрасная охрана.
— Вы отлично знаете, что даже из Бастилии побег возможен, и небезызвестный вам Жан-Анри Латюд покидал её целых три раза, — отозвался де Крон. — Беглецу всего лишь навсего нужно иметь влиятельных покровителей с деньгами. Тюремщик Жозеф Бертран бежал вместе с ней. Не удивлюсь, если она его ещё и соблазнила. Остальным караульным за ужином кто-то подсыпал в напиток снотворное, и они так сильно храпели, что могли исчезнуть все заключённые.
— Ну и бог с ней, — Мария-Антуанетта махнула рукой. — Эта женщина теперь никому не интересна. Можно, конечно, попытаться её поймать, но я сомневаюсь, что мы вернём ожерелье. Жанне не откажешь в уме. Судя по всему, драгоценность давно распилена и продана. Так что эта дама больше не имеет значения.
— Я бы тоже так думал, если бы в её камере не обнаружил вот это. — Де Крон подал королеве сложенный в трубочку листок. — Прошу вас, изучите сей документ, и как можно скорее.
Мария-Антуанетта принюхалась.
— Какой неприятный запах! Это действительно из камеры?
— Всё равно прочитайте, даже если вы учуяли запах раздавленного клопа, — просительно произнёс полицейский. — И тогда вы поймёте, что мы не зря побеспокоили ваше величество.
— Дорогая, сделайте так, как говорит де Крон. — Королева заметила, что Людовик тоже выглядит встревоженным.
— Хорошо, я займусь этим немедленно.
Женщина развернула листок и ответила на поклон начальника полиции. Оставшись одна, она погрузилась в чтение. Витиеватый почерк графини де Ла Мотт, назвавшейся её подругой, был ей незнаком. С первых же строк Мария-Антуанетта почувствовала гнев и отчаяние. Умная королева сразу поняла замысел дерзкой самозванки и мошенницы. Бойким языком несостоявшаяся звезда Версаля описывала постельную сцену Марии-Антуанетты и кардинала де Рогана с такими подробностями, словно сама присутствовала при этом.
