Утром его, как обычно, бесцеремонно растолкал отец и выгнал на мороз. Нужно было готовить лошадей к отбытию легионеров. Закончив, Редрик решил передохнуть, общаясь со скакуном. Он уже сносно, хоть и медленно, говорил на гномьем, и конь замечательно его понимал.
Даже если не удавалось выехать и прокатиться верхом, Ред любил просто выпустить пар, высказывая своему непарнокопытному другу всю горечь своей жизни.
Тот внимательно слушал, даже кивал на важных моментах. Только начинал скучать, если Редрик не угощал его самокруткой или плошкой спирта.
Конь мог поджечь папиросу, но не мог ее нормально раскурить. Так что Ред, помогая ему в этом, и сам подсел. Они стояли и поочередно делали по затяжке, пока снаружи сержант отчитывал очередных маленьких Путников за воровство цемента.
— Лошади готовы, Маккройд? — заглянул в дверь конюшни легионер.
— Только что закончил, — ответил Ред, передавая Смоки окурок.
Тот слизнул его и смачно причмокнул.
— Вот же зверюга, — подошел легионер.
Взвод на охране кампуса менялся каждые пару недель, так что Редрик давно потерялся в именах. Пару раз, правда, к ним наведывалось звено из капрала Гоббса, Бруно и Рори. С ними только и удавалось нормально пообщаться.
— Дракон от мира лошадей, — гордо сказал Ред, гладя Смоки по шее.
— Нам бы таких в армейку.
Лошадки солдат были крепенькие, но явно уступали коню Редрика и в высоте, и в мускулатуре.
— Лучше не надо. Парочка таких сожрет ваш плац за ночь, когда вырвется с коновязи в поиске выпивки и курева.
— В смысле? — выпучил глаза легионер.
— Вот, — просто сказал парень, выуживая из кармана кусок бетона.
Конь радостно принял угощение и расправился с ним за секунду. Правда, обслюнявил при этом руку хозяина — далеко не первый такой случай, даже не сотый. Руки у парня стали грубыми и коричневыми, словно у старого кузнеца. Ред обыденным жестом отвернул полу бушлата и отер горящую слюну о грудь. Быстро, пока огонь не погас, он достал самокрутку и подкурил.
Легионер переводил взгляд с коня на парня и обратно. Затем сплюнул и ушел, что-то бубня себе под нос. На замену ему прибежала пара детишек в белых балахонах.
Мальчик Билли и девочка Элли. Они уже незнамо в какой по счету раз попадались солдатам. Будто специально шли им в руки.
— Господин Маккройд, дайте закурить, — протараторил подбежавший мальчуган.
Редрик замахнулся, но резко прервал движение перед лицом ребенка. Затем слабенько щелкнул того по носу, заодно откинув капюшон.
— Нос не дорос. И вообще, будешь курить — зубы не вырастут.
У Билли было худое лицо восьмилетнего мальчугана и копна рыжих волос. Реду улыбались зеленые глаза и наполовину пустой ряд молочных зубов.
— Да враки, мой батька курить начал — меньше меня был, а зубы выросли.
— Ага, а потом выпали.
— Это да.
— И господин Маккройд — мой отец, я еще не такой старый, мне всего четырнадцать. Называйте меня по имени, это касается и тебя, и сестры твоей.
— Хорошо. Привет, Редрик, — подошла и сняла капюшон десятилетняя девочка, очень похожая на своего брата.
— Так-то лучше, — потрепал Ред немытые лохмы маленькой Элли. — Вас бы отмыть.
— Не надо — грязь греет, — сказал Билли.
Редрик помрачнел:
— Так ли хорошо греет?
— Не так, как похлебка маленькой тетушки, но зато все время, — ответила Элли.
Ред пару раз затянулся. Весь дым, что он выдыхал, втягивали ноздри серого коня. Парень уже хотел что-то ответить, но в стойло вошла еще одна фигура в белом.
Это был не ребенок, разве что дылда, как сам Редрик. Вглядевшись, парень заметил грудь, которую не могла скрыть даже свободная одежда. Надвинутый капюшон прикрывал лицо. Редрик передал коню папиросу и подошел к культистке.
— Что, неужто иерархи напоследок прислали кого-то поблагодарить нас за терпение и за то, что мы не даем их детям околеть от голода или холода? — мрачно глядя сверху вниз, спросил Ред.
Человек откинул капюшон, дав дорогу мягкому голосу:
— Они будут благодарны только в одном случае — если на них наступит их бог. Что до меня, я вам и правда признательна за это, Редрик.
С лица, обрамленного вьющимися темными локонами, на парня смотрели два больших практически черных глаза. Редрик совсем не умел различать возраст женщин, но предположил, что девушка — его ровесница.
Они все симпатичные в этом возрасте. Только если не пухлы настолько, что похожи на сдобные булки. Но эта девушка, хоть и не была красавицей, определенно показалась Реду привлекательной. Ее мягкие округлые черты лица в сочетании с застывшим на нем грустным выражением придавали ее образу некоторую сладкую томность.
И хоть нос ее показался парню великоватым, это не так бросалось в глаза на смугловатой, будто слегка загоревшей коже. Да и губы девушки — маленькие и аккуратные, будто две вишенки, отвлекали на себя все внимание. Она была определенно уроженкой пейсалимского княжества.
Глава 3.4
Редрик отошел на шаг. Ситуация его немного смутила, хоть недостатка общения с девушками он и не испытывал. Правда, опыт обычно сводился к перекидыванию парой фраз «по делу», либо к слушанью сплетен из окружающих поселений. Да и Ред в обсуждении не участвовал, так как не понимал, как предметы подобных разговоров могли волновать кого-либо.
— Мы знакомы? — неуверенно спросил парень.
— В одностороннем порядке. Ребятишки половину всего времени только тебя и обсуждают.
— С чего бы?
— Думают, что под личиной сына лавочника скрывается волшебник, — улыбнулась девушка.
Реда озадачил такой поворот. Он посмотрел на Смоки. Тот пряднул ушами и фыркнул.
— Дети часто додумывают небылицы. Все гораздо обыденнее — волшебный у меня только конь.
Парень погладил нос своего скакуна, тот чихнул. Грудь Реда покрылась язычками пламени. Смоки и Редрик встретились взглядами. Человек смотрел осуждающе, животное — лукаво.
— Ты горишь, — в некотором замешательстве прокомментировала девушка.
— А ты не представилась.
— Далила, — быстро сказал девушка, наблюдая, как пламя гаснет само собой. Затем захихикала. Приятный смех. — Действительно, обыденность — на уровне пересчитывающего монеты полурослика.
Редрик почему-то покраснел.
— Колдун-колдун, не горит и не мерзнет, — в один голос нараспев кричали Билли и Элли.
— Не мерзну я, потому что пашу как вол, а не горит только эта штука, — Ред дотронулся ладонью до блокады. — Вот ее-то, мне оставил настоящий колдун.
