— Нет, но балку сам починишь.
— Да пожалуйста. Госпожа Валенсия это девочку читает, как ты — свой любимый атлас. Она знает, что та сделает, куда пойдет и что ей нужно.
— Я понял. А ты?
— А я — старый лавочник. Уж что-что, а пропажу рулона абразивного полотна, пяти напильников, двух рубанков и банки растворителя я замечу.
— Ого, я догадался о растворителе и напильнике… но пять… рубанки. Блин, да моя шея повидала больше, чем столярный верстак.
— И бухаешь ты сильно, даже опуская возраст.
— Принято к сведению.
— И дури в тебе хоть и много, но бить ты не умеешь.
— Да я и не дрался никогда. Я даже не знаю ни одного своего ровесника. Разве-что Седрика Першера, вот ему бы я морду начистил. Почему ты не отдал меня в школу в Южном? Я бы ходил — мне не сложно. Может, пообщавшись с девчонками, узнал бы что-то полезное.
— Ну, местная «учителька народна» тебя бы такому научила, что пришлось бы потом самому звать прованта. А в остальном… да — прокол.
— А пальцы?
— Она ходит в тех же туфлях, что я ей выделил в день вашего знакомства.
— Но что могло произойти?
— Отморозила, притом давно. Валенсия видела ее ступни.
— В пустыне?
— Да хоть и в пустыне. Вон, во время отголосков Антрацитового путча тринадцать лет назад маги утихомирили Пейсалим снежной бурей. Тогда многие получили обморожения.
— Ладно. Но почему она сказала, что беременна?
Лоуренс помедлил с ответом:
— Не знаю… Может, думает, что беременна, вы же все-таки кувыркаетесь так, что у меня кровать ездит. Может, что-то почувствовала? Может, лжет?
— И что же делать?
— Когда баба залетает, у нее перестает идти кровь.
— Кровь? А, ну да. Но у нее это гуляющая вещь.
— Пусть так, подождем.
— И?
— Если продолжит кровить, то Валенсия тебе скажет.
— Ровно через месяц.
— Почему.
— Пожалуйста, дайте ей месяц, может, Далила что-то переосмыслит. Если нет, мне хватит месяца, чтобы привести мысли в порядок и поговорить с ней.
— Вот же тугодума вырастил. Пошли в баньку и на боковую. Завтра полно работы, — тихо ворчал лавочник, помогая сыну встать.
Помытый и перевязанный, Редрик вошел в свою комнату. Девушка лежала с открытыми глазами и сразу села, как он вошел. Ее привела в порядок Валенсия, пока Ред общался с отцом. Она молчала, просто смотрела на него. Редрик подошел и лег, заложив руки за голову. Она тоже легла. Прошло какое-то время. Редрик приобнял девушку и потянул к себе. Она вжалась головой в повязку над ожогом и тихо заплакала.
— Тише. Не плачь. Тебе нельзя ни волноваться, ни бояться, ни тем более плакать. Это все вредит ребенку.
Она заплакала громче.
— И, если за тобой придут. Мы взлетим в седло и ускачем. Далеко-далеко, куда захотим. И нас никто не догонит, ведь у меня волшебный конь.
— Ты такой добрый, — девушка поцеловала его и посмотрела ему в глаза. — Это— лучшее, что может быть в людях.
— Может, это мое качество заслуживает поощрения? Нужно разогнать кровь, чтобы лучше заживала рана.
В глазах девушки промелькнул испуг. Она быстро прижалась к его груди, нервно затараторив:
— Редрик, дай мне прийти в себя. Потерпи хотя бы недельку, пока я приду в норму. Я не могу, когда так расстроена.
— Прости, я просто… как всегда, несу бред от волнения. Отдыхай.
Вскоре девушка мирно засопела. Редрик уснуть так и не смог.
На следующий день к парню подошла гномиха, напомнила о сроке и дала книгу. Это был трактат — выпускная работа, принадлежащая волшебнику, что становится магистром магии. Он назывался просто — «Женщина». Его автором числился некто Тальбот Ди — магистр арканического обеспечения.
Куратором же был указан неожиданно знакомый человек. Точнее, дама полурослик — Криста Вергельд. Тогда она еще была заведующей кафедрой алхимических изысканий и медицины. В книге было много очевидного, но большинство изложенных моментов шокировали парня. Зато он понял некоторые вещи, которые облегчили бы ему жизнь, знай он их раньше.
Дни шли медленно. Первую неделю девушка явно переживала, будто жила на раскачивающемся мосту, но при Редрике старалась быть самой милой и любящей из людей. Они не изменили своим привычкам, кроме одной.
Редрик оброс, но так и не попросил ни Далилу, ни Валенсию его подстричь. О беременности девушки не упоминал никто, даже сама Далила.
Праздность. Дни праздности, проведенные во лжи. Спокойная, размеренная жизнь, когда двое людей притворяются, что любят друг друга. Это казалось таким простым и естественным состоянием, что Редрик мог лишь удивляться. Но потом он начал наслаждаться каждым моментом. Каждым воспоминанием, которое казалось искренним, как он себя убеждал. Продолжительное притворство замечательно заменяет реальные отношения, особенно когда знаешь, что ему вскоре суждено закончиться.
Прошел месяц. Ребята, как всегда, собрались на секретный пляж. Они взяли фрукты, но не взяли выпивку. Больше никогда не брали. Далила вышла во двор. К Редрику подошла Валенсия. Она сказала, что соберет вещи девушки. Парень никак не отреагировал — просто поцеловал маленькую женщину в щеку и ушел.
— Знаешь, а ты теперь не похож на отца.
— Да? — коротко переспросил Редрик.
Он чистил яблоко. Парень больше не доверял девушке нож, но скрывал это под разными предлогами.
— Ты никогда не носишь шляпу.
Девушка лежала на солнышке, на лежаке Симона. На ней был белый сарафан и широкополая соломенная шляпа с голубой ленточкой.
— И?
— Твои волосы — они выгорели.
Редрик знал это, он стал огненно-рыжим, но не у корней волос.
— Да и отрастил ты их.
— А еще?
— Ну, у вас все еще разные глаза.
Поймав отражение в лезвии ножа, парень улыбнулся. Девушка уже давно не встречалась с ним взглядом. На Редрика смотрели усталые выцветшие глаза его отца. Он зажмурился и посмотрел на солнце. В последнее время он так часто делал.
— Как ты себя чувствуешь?
— На самом деле — прекрасно. Но ты какой-то грустный.
— В самом деле?
— Я знаю, чем тебя порадовать, — девушка спустила верх сарафана.
Она подставила лучам солнца свою грудь, которую так любил Редрик. Но сейчас он смотрел на нее и видел ту же грудь, что и в первый раз. Она была достаточно крупной и тяжелой, чтобы немного растечься по грудной клетке. Но достаточно упругой, чтобы сохранять форму. Прекрасная грудь, которую покрывал даже видимый на смугловатой коже легкий загар. Небольшие и аккуратные ареолы… и абсолютно обычные соски, без какой-либо деформации.
