Кэссиди, ругаясь вполголоса, оставлял в воздухе черные росчерки растопыренными пальцами. Они складывались в магический круг, наполненный рунами. Закончив фигуру, он дотронулся до нее ладонью, тихо и монотонно зашептав. Из его рта пошел пар, а стены комнаты стали остывать и изгибаться. Он дернул щекой — они распрямились. Стало прохладней.
— Фух, колдовать рядом с орихалком — полная лажа, да и не мое это, — протер лоб магистр.
— Удобно, — выдохнул Редрик.
Они вошли, дверь закрылась сама.
— Снимай рубаху.
Ред, помедлив секунду, послушался.
— Ты что, ее поджигал? А это что, ты пытался ее срезать?
— И да, и нет — не я, — последовательно ответил парень.
— Ладно, мне надо, чтобы ты дотронулся до драконьего яйца. Это подавит деформацию родной ауры.
— Яйца? — Редрик посмотрел на матовый шар величиной с голову.
— Ну, да. Дракон — создание мысли, времени и могущества. Отличный концентратор для прованта. Ну, правда, это — мертвое. Да, и кто тебе блокаду ставил?
— Профессор Урмахер, — сказал Ред, кладя руку на яйцо.
— Сам Урмахер. Вот же холера.
Кэссиди очень быстро защелкал пальцами. Левой рукой он проделал откровенно танцевальное движение поверх глаз. Его радужки засветились серебристым. Длинное лицо под капюшоном мантии начало часто менять выражения.
— Что? — спросил Ред через некоторое время.
— Тебе как вообще?
— Чего?
— Ну, нормально тебе?
— Нормально.
— Стоп, — Гарен схватил правую руку, умеривая щелчки. — Послушай, тебе жарко? Сильно потеешь?
— Вообще, да, — задумался Редрик. — Но блокада будто холодит и никогда не нагревается.
— И как ты с этим боролся?
— Пивом холодным, да и не одеваюсь я особо тепло… — Редрика пробрало. — Пиво в помойку, хладоблок в куски!
— Соболезную. Успокоился?
— Да.
— Де-е-е, м-да. Смотри. Вот есть ты, — он ткнул трясущимся пальцем в Редрика. — А есть твое тело. Из мяса, которое. Понимаешь?
— Допустим.
— По чарочке пропустим, но девочек не пустим, ведь те потом в капусте, найдут чего не просят и под венец попросят, — прочитал стишок и хохотнул Кэссиди. Затем, помотав головой, загнал в ноздрю еще порошка. — Извиняюсь, я маг-поэт.
— Ясно, — медленно сказал Ред, становясь так, чтобы между ними был стол.
— Так вот, а есть другое тело. Поверх тела из мяса — тело потоньше. Тонкое тело, понимаешь? Аура по-простому. Это область субъективного пространства. В нем есть рычаги-фантазмы, чтобы влиять… ну, творить магию, если проще, — он чихнул. — Следишь за мыслью? Нить-нить сего повествования, в конце которого познания… Да, хватит. Серьезно же общаемся. Ты меня слушаешь?
— Разумеется. Даже, на удивление, понимаю… местами.
Похоже, собеседник Редрика был совсем плох. Парень пытался его не беспокоить. Сам же Кэссиди скорее внушал сострадание, чем тревогу.
— Гонишь?
— Ага.
— Ладно. Короче, вот есть аура. Она замкнута в себе и на себя, как правило. А у арканиста, то бишь колдуна, то бишь волшебника — разомкнута. Есть входы-выходы. Так лучше?
— Определенно.
— Смотри-смотри. У пробужденного мага, как ты и прочие самородки. Самоопыление, самоудовлетворение, самопровозглашение… То бишь, о чем мы?
— Продолжайте.
— Самоопределение… Можешь на «ты» — я вечно молод — вечный прохиндей.
— Продолжай.
— Самовоспроизведение… Появляются зачатки. Маленькие, неразработанные входы-выходы. Разработанные, кес-кес… Впускаешь магию извне, и смешение, творение, катарсис — рожденная мыслью идея, что должна в миру обрести явь.
— Как портал, что я неосознанно…
— Возжелал. Ты должен возжелать огонь, чтоб тот горел в твоей руке, но был не горячей слезы на той щеке, что так румянцем алым и милой ямочкой засела в сердце, промеж ребер словно нож…
— Воу-воу, полегче.
— Так, — магистр откашлялся. — Ну, ты понял?
— Вроде да, но при чем тут жара?
— Сейчас жарко?
Ред кивнул, отвечая на вопрос Кэссиди.
— На стены глянь.
Металл покрывал иней.
— И что?
— То, что профессор тебя так разработал, ставя блокаду, что у тебя не канальчик, словно волос, а воронка. Словно розочка из бутылки винища, забитая горлышком тебе в глотку. Края распороты, и зев сосет, а выхода не вижу.
— Опять лирика?
— Нет. Выхода — нет. Ни одного. Вот аура и сбрасывает излишек в тело из мяса, оно и греется. А блокада, наоборот, питается теплом извне и изнутри. Охлаждает плоть.
— И что с этим делать?
— Изолируй.
— Что?
— Себя. Ходи, как я, в мантии, в пальто, в пончо.
— Так жарко же.
— Изолируй внешнее тепло. Тогда внутреннее пойдет в полный расход — остынешь, наоборот.
— Понял. А что по магическим способностям?
— Ну, аура у тебя раздута, что пузырь у рыбы. Вход есть, выхода нет. Два из трех — годен, — он достал печатку, надел на палец и заехал парню в лоб.
Посыпались искры. Зрение и прочие прелести сознания на мгновение пропали. Редрик обнаружил себя в кабинете полковника. Он лежал на кушетке. У окна тихо беседовали полурослик и провант. За столом играли в шахматы Лоуренс с полковником Хиром.
— Играете прямо как он. Так даже неинтересно, — пожаловался эльф.
— Мы все играем одинаково.
— Ваш следующий ход — конем. Я его ем ферзем, ставлю шах.
— Понял, вижу мат через четыре хода. Тут не победить. Поздравляю, начальник, — выдохнул лавочник, опрокидывая своего короля.
— Вы все равно играете лучше, чем Странник — он ест фигуры. Буквально. Ртом.
— Не поиграть, — прохрипел Редрик, пытаясь поднять голову.
Лоуренс быстро встал и подошел к сыну:
— Танцуй и пой.
— Чего? — недоумевающе моргал глазами парень.
— Ты волшебник, Редрик. Тебя не заберут в армейку. Этот торчок тебя инициировал, весенний призыв прет лесом, — с горящими глазами тараторил отец, воздев руки.
— Пока не доучится, и то не факт, — с сухой ухмылкой добавил эльф, делая глоток кофе.
— Ура-а-а… — вяло просипел парень и попытался встать.
Глава 1.4
Светало. Рядовой Рори кованым яблоком своего лучевого пистоля дробил кусок плитки.
