— Что читаете? — машинально ответил парень.
Чужак приподнял бровь.
— Ой, то есть, я Редрик. А вы тот человек, из фургона?
— Нет, я, конечно, там уже долгое время трясусь, но большую часть жизни я провел в другом месте, — он посмотрел на Симона. — Но тоже вместе с ним.
Редрик недоуменно хлопал глазами. Человек заметил это и выдохнул:
— Андерс, мое имя Андерс, — представился он, затем глянул на бутылку.
Парень торопливо достал и поставил на прилавок второй стакан. Андерс налил себе и стал пить маленькими глотками, закрыв глаза. Ред наконец смог стряхнуть оцепенение и посмотреть на Симона. Тот сидел в той же позе, лишь слегка развернувшись в сторону двери. Взгляд его был пустым.
— Почему он не слышит, — тихо спросил Редрик.
— Потому что мертв.
— Но…
— Поверь, — отрезал Андерс. — Он мертв, и уже очень давно.
— Но он же… — голос парня сорвался.
— Тише, мальчик. Уважь его. Ему-то и отдохнуть редко удается, — Андерс на секунду задумался. — Тебе сколько лет?
— Двенадцать, сударь, — ответил Ред, резко вспомнив о приличиях.
— Ладно, все равно тебе не поверят. Мне нужно выговориться на месяц вперед, — он всмотрелся в содержимое своего стакана. — Иживой собеседник, хоть и ребенок, всяко лучше моего гнусного отражения.
Он на пару мгновений закрыл глаза, затем выдохнул:
— Что ж, раз уж тебе не чужд такт — молчи и слушай.
Ред молча уставился в рот Андерсу. Его зубы были белые-белые и одинаковые, все— клыки. Андерс допил бренди, налил еще и рассказал Редрику поистине невероятную историю.
Она началась будто сказка, мол, в далекие времена в месте, которого давно нет, и не в этом мире, так точно. Когда-то и где-то жил народ, народ достойных людей, которых все хотели поработить. И жил Изувер, у которого получилось.
Он пришел с армиями тех, кто был намного больше, но в то же время меньше, чем людьми. Его армии шли смертельным маршем, перемалывая все сопротивление, которое мог оказать тот народ. Они завершили круг, установив абсолютное господство тирании Изувера.
Время шло, армии захватчиков растворялись в этих людях, становясь частью того народа. Но они и сами меняли его, они подарили коварство и ненависть, алчность и зависть некогда достойным людям. Изуверу больше нечего было опасаться, ведь теперь все его подданные варились в огромном котле ненависти.
Мелкие проблемы и козни, что люди строили друг другу, просто затмевали его вину. Но Изувер ошибся. Исреди плевел можно отыскать зерно. В поиске решения своих дрязг люди родили идею. Давно забытую, но дремавшую в памяти стариков. Идею мира, каким он был до Изувера. И те из людей, кто перенял силу захватчиков, кто пересилил навязанную природу и оказался достаточно храбр, стали мечом. Мечом— который проткнул сердце тирана. Его острием стал лучший из людей.
Им стал сбросивший оковы заблуждений солдат— Симон. Андерс был его другом и правой рукой. Но победа оказалась фантомом — Изувер оказался просто пустышкой. Как только его не стало, появились те, кто действительно всем управлял.
Они предложили Симону самому стать тираном, но тот отказал. Тогда Хозяева показали, что такое настоящая сила. Восстание захлебнулось от напора тех, кто прибыл на их зов. То были гиганты среди людей, но гиганты в ошейниках и цепях. В цепи и заковали всех, кто выжил из сражавшихся тогда.
Около сотни из первых лиц сопротивления оказались схвачены и вывезены, а место, которое они защищали, уничтожили — засеяли огнем. Их народ погиб. Все их семьи, все, кого они когда-то любили. Выживших привезли в странное место, что все по своей природе было темницей. Казематом для целых народов, что не угодны Хозяевам.
Там происходила настоящая бойня. Если заключенных не стравливали друг с другом на потеху высокой публики, они и сами грызлись между собой. Но была одна странность, смерть не имела власти над тем местом. Ведь могущество хозяев, как и их аппетиты, безмерно велики. Они просто не давали игрушкам ломаться. Любимые игрушки даже улучшали, чтобы те показывали лучшие результаты.
В том застенке не осталось места надежде. Пока не появился конвой, что привел всего одного человека, хотя раньше пригоняли всегда не меньше полусотни за раз. Он был по-своему невероятен. У него тоже не осталось надежд, зато в градусе ненависти он мог дать фору всем заключенным разом. Он вышел на группу Симона и зажег огонь в их сердцах. У него получилось. Он сбежал, один, но сбежал.
Первый в истории, кто выбрался из этого места. Правда, о его судьбе Андерс с Симоном узнали только через многие годы. Хоть смерти в том месте и не боялись, прихвостни Тюремщика были настоящими мастерами. Все, кто попадал в руки к палачам, молили о ней. Но для сильных волей имелось даже кое-что страшнее пыток.
Внизу в глубинах темниц находилось кое-что Неведомое. То, что было противоположно сущности человека. Особо отличившихся спускали к нему. Глубина различалась по ощущениям, что внушала близость к Неведомому. Сначала становилось просто страшно, потом приходили мороки и слабость, потом животный голод, затем жажда крови.
И наконец, в самом низу ты начинал ненавидеть и презирать то, что любил и уважал, а как только ты опускался на дно, человеком тебе уже было не стать. Ты лишался этого права самим мирозданием. И чем больше ты хотел вернуть человечность, тем большим чудовищем ты становился. Физически и морально.
Ключевая информация о побеге, включая место прорыва кордона, была лишь у Симона, но главный Тюремщик этого не знал, он пытал и допрашивал всех подряд. Когда очередь дошла до народа Андерса, Симона бросили к палачам первого. Андерс с остальными ждали его возвращения.
Прошло много времени, прежде чем его вернули. Всего израненного и измученного. Тогда взяли следующего. Тот сразу признался, что лишь Симон что-то знал. Тогда Тюремщик придумал, по его мнению, достойное наказание Симону и всем, кто был ему верен. Симона поставили над пропастью в глубины темницы, а его людей одного за другим пытали у него на глазах.
Закончив с пытками, они связывали человека живой веревкой, тонкой, словно леска, а затем подвешивали, кладя в руки Симону ее конец. Она называлась «живой» неспроста, она росла, и Симону приходилось постоянно подтягивать тело висящего человека, раня себе руки. Но вытянуть товарищей ему не давал Тюремщик, угрожая сбросить сразу всех. Симона продолжали кормить, но подвешенным оставалось лишь слизывать стекающую с пут кровь их предводителя.
Их было девяносто пять, висящих, словно переспелые гроздья винограда. Девяносто пять крупных и когда-то сильных, а от этого очень тяжелых, мужчин и женщин. И каждый высасывал из Симона силы. Андерса подвесили последним. Он приказал: что бы ни случилось, оставаться в сознании и говорить с Симоном, чтобы ни одна капля его крови и усилий не пропала даром. Заставлял подбадривать и благодарить его. Но шло время, голоса стихали, люди закрывались в себе.
