Судя по надписи на почтовом ящике, полковник с капитаном жили вместе. Редрик, не церемонясь, засунул сверток с запрещенным табаком в почтовый ящик главы городского ополчения. Давление в пальце. Парень вынул руку. Под огрубевший ноготь влез шип акации, но не так глубоко, чтобы причинить вред… лишь странное ощущение, которое, впрочем, прошло, когда гремлин в очередной раз начал ныть и подгонять людей.
Всего в городе имелось два крупных общественных банных комплекса. Один находился около Гранд Цирка, к югу от центра, а около второго остался ждать Смоки.
Ни коней, ни шоргонов. В купальни не пускали никого с копытами, хвостами, повышенной лохматостью и количеством ног, отличным от двух. Так было написано на табличке, около которой стоял самый широкомордый орк-охранник, которого Редрику приходилось видеть.
— Зверолюды?
— Человекообразные.
— Кентавры?
— Нет.
— Арахны?
— Они выдуманные.
— Рыболюди?
— Только русалы, но лишь по приглашению.
— Людоящеры?
— Только гремлины, и только в отдельное помещение.
— Мы не людоящеры, — вмешался в разговор Редрика и орка Гизмо.
— Да мне побоку, — поковырял мизинцем в носу орк.
— Редрик, ты бы его еще в театр сводил. Смоки, конечно, практически член семьи, но владелец устанавливает правила, пошли уже, — потирал глаза лавочник.
— Но тут даже нет стойл.
— Да у него весь мир — и стойла, и кормушка. Кто-кто, а он не пропадет.
— У вас есть закурить? — снова спросил Ред у орка.
— Есть, но внутри курить нельзя.
— Нет, просто поделитесь с конем папироской, если заскучаете.
— Да? — орк с интересом глянул на Смоки, тот вопросительно наклонил голову набок. — Невиданный опыт — залог сохранения себя, — пробухтел охранник себе под нос.
Орк уже был практически почерневшим. Гоблиноиды верили, что чем больше новых ощущений ты получишь до размножения — тем больше шанс переродиться в более крупную свою ипостась.
— Так как? — поднял брови Редрик.
— Ладно, только отстань от меня.
— Спасибо, браток, — Ред благодарно кивнул, заодно преувеличив зрелость гоблиноида.
Тот, хмыкнув, подвинулся с прохода.
Высокие потолки, колонны, барельефы, фрески, изображающие откровенные сцены, и каменная кладка. Здание общественных бань оказалось хорошо отделанным и добротным, как изнутри, так и снаружи. Купальщиков в вестибюле оказалось мало, люди отогревались после ночной смены и делились впечатлениями. Скучные и пустые разговоры.
Троица подошла к стойке. За ней на барных стульях сидели полурослик с гремлином. Они играли в шахматы. Шел ход гремлина, но тот наугад тыкал когтем фигуры, следя за реакцией своего соперника и явно не зная, как ходить. Его чешуя была светлой и гладенькой — совсем юнец, лет пять-восемь.
Гизмо, подтянувшись, сел на край стойки.
— Если походишь этой пешкой, а затем сделаешь рокировку, то выстроишь малый хребет Ноктиса, — теперь уже ониксовая рука потыкала в фигуры.
Молодой гремлин раздраженно глянул на Гизмо, но тут же изменился в лице.
— Эль Каднифико, — пропищал он, складывая руки в религиозном жесте, означающем захлопнувшуюся над головой пасть.
— Не знал, что ты играешь, — задумчиво глядя на доску, пробурчал Ред.
— Все гремлины играют — это древняя традиция, что передали нам создатели. Ноктис всегда говорил, что дрязги мелких людишек похожи на детскую игру. Вот вместе с Фумусом он и создал игру для взрослых — шахматы. В то время играли нашими застывшими в породе предками, а победитель забирал к себе в свиту все съеденные фигуры соперника.
— Интересный факт, я об этом не знал, — потер подбородок лавочник.
— Вот еще один. Каднификар — прямой потомок Ноктиса, и я надеюсь с ним когда-нибудь сыграть, — черный коготь постучал по доске.
— Ка-ка-каднификар, такой крутой, ко-когда он сделал это с-с вами, Эль Каднифико?
— Сегодня, молодой брат, — хлопнул по плечу юного гремлина Гизмо.
Изо рта гремлинов стали вылетать клубы дыма, сопровождаемые шипением. Интонации молодого гремлина были вопросительными, а Гизмо что-то утверждал. Закончив странный обмен сигналами, Гизмо снова похлопал своего сородича по плечу, а тот, спрыгнув со стула, замельтешил вокруг полурослика.
— Зебулон-Зебулон. Отгул-отгул.
— Опять? — полурослик, хоть и слегка оживился, но не разделял бурных восторгов коллеги.
— Ползарплаты и мешок угля. Очень надо.
— И спиртовые таблетки.
— Да-да, все будет. Можно? — гремлин нервно дергал полурослика за штанину.
— Ну, беги, только завтра чтоб не опаздывал.
— Да-да! — прокричал юный гремлин, уже пробежав полвестибюля.
— Так, секунду, — Ред ударил кулаком по ладони. — Так эти шипения и скрежетания — ваш язык?
— Вообще — да, еще дым. Форма клуба — образ эмоций. Правда, у нас есть и второй, его придумали нам вы.
— Господа хорошие, не задерживайте купающихся своими этническими экскурсами, таки понятно вам? — обратился к ним полурослик, складывающий фигуры.
Редрик огляделся, очереди не наблюдалось. Лоуренс достал кошель и тряхнул им, привлекая внимание работника бань:
— Таки если уважаемый хоббит нас обслужит — не будем.
— Другой разговор, — потряс рукой Зебулон, доставая гроссбух. — Таки куда вас определить? Мужская, смешанная, свое, наше? Только, я извиняюсь, банщиц в такую пору нет и бар закрыт, — развел руками коротышка.
— Смешанная. Полотенца и прочее — ваше. Вот, — не считая, бросил Лоуренс монеты на стойку.
Полурослик посмотрел в глаза лавочнику, а затем пересчитал деньги и выдал сдачу. Далила расказала Редрику, что, если уважительно назвать полурослика-торгаша — «хоббитом», а затем, глядя ему в глаза, расплатиться, то он не обсчитает, возможно, даже возьмет меньше, чем нужно. Маленький народец ценил уважение даже больше звонкой монеты. Похоже, лавочник об этом прекрасно знал.
— Пройдите в третью купальню, уважаемые. Это через галерею, затем направо, там вам все выдадут. Обратно — так и идете, взад-назад. Я сильно извиняюсь, вас бы отвел Пабло, но ваш товарищ его сам куда-то увел.
— Не заблудятся, — ответил за людей Гизмо. — Ты давай фигуры расставляй, а то руки чешутся сыграть.
Идя с отцом в купальню, Ред вдруг понял, что в кампусе никогда не было шахматной доски. Они там даже не продавались, как и другие игры: шашки, нарды. Это, не говоря о «Трех королевствах» и «Гномах и Гоблинах». У парня имелись лишь карты и набор игральных костей, и то доставшиеся от братьев Жмых, когда те квартировали в кампусе.