Шипящие звуки стихли. Старый гремлин оторвал руки от лица и выпрямился.
— Мир вновь такой яркий, — выдохнул старик.
Он повернулся к Скордо. Тот пытался глядеть в лицо отцу, но постоянно отводил взгляд.
— Думал, ты будешь пообтрепанней, — сказал Диего сыну.
— В меня в основном стреляют, жгут и бьют разным ломом. Страдает только одежда, — пожал тот плечами.
— А ты теперь похож на меня, — обратился Пастырь к Гизмо.
— Нет, у тебя теперь глаза золотые.
— Что? — на лице старого гремлина возникло замешательство.
— Прямо как в легенде про Мико, — добавил Гизмо.
— Эта эссенция, откуда она? Кто ее нашел? — Диего схватил Гизмо за плечи.
— Странник, — ответил за того Редрик.
Старый гремлин посмотрел человеку в лицо. Странное выражение морды Пастыря сопровождалось тяжелым молчанием.
— Редрик Маккройд — ардиендо вашего сына, — представился Ред, чтобы разогнать тишину.
Старик пристально осмотрел парня. Ноги, пояс, руки, плащ, лицо. Серая сталь и белое золото встретились. Пастырь клокочуще захохотал:
— Кха-бха-ка-ка-ка, кара-кха, бха-ка-ка-ка…
— У меня что-то с лицом?
— Да… теперь у меня три сына. Хороший, плохой и уродливый.
Редрик представил Пастырю своего отца и Смоки. Старый гремлин знал о шоргонах, знал и о Лоуренсе. Диего уже давно было известно, где работает и живет его сын. После представлений старик попросил Лоуренса и Смоки выйти.
— Пошли похаваем, — потрепал лавочник гриву шоргона.
Тот согласно ржанул. Они вместе отправились в главный зал.
— Если ты знал, почему никого не послал за мной? — спросил Гизмо.
— Потому что не хотел больше ошибаться.
— Что, хватило одного моего появления на свет? Я — единственная твоя ошибка, — хмыкнул Скордо.
— Нет, ты бы все равно родился. Был бы мелким беззаботным огоньком, с кучей братьев, даже с парочкой сестер… а я лишил тебя этого. Это моя первая ошибка. Моя же вторая ошибка заключается в том, что я ужасный отец.
Старый гремлин осел на пол, опершись спиной об алтарь. Редрик понял, что настало время историй. Парень тоже уселся поудобнее. Гизмо и Скордо сели на колени — поза послушника. Но багровый гремлин опомнился и сместился чуть набок.
Диего остался последним. Последним живым потомком, в ком сохранилась искра создателя. Внук последнего кемадо, что пережил своих братьев. Он понял это, когда никто из его племянников не унаследовал благословение Каднификара.
Последний потомок кемадо выбрал жизнь Пастыря, жизнь в целибате и аскезе — долгую жизнь. Он лишь надеялся, что у него хватит времени дожить до появления нового кемадо. Но этого не произошло, даже когда он превысил отпущенный гремлинам срок жизни. Что же будет после его смерти? Кемадо — лидеры, безусловные авторитеты, они всегда вели племя по пути, что завещала Мико. Что произойдет, когда их не станет?
Тогда ему в голову закралась крамола. Он решил обмануть природу и традиции. Попытался повторить действо создателей — самому сотворить кемадо. Решение казалось таким легким, таким очевидным.
Диего потратил почти все ресурсы курултая гремлинов, что расселились подле храма Первого Пламени. Были наняты сотни экспедиций: авантюристы из людей, тоннелепроходцы из гномов, прочие наемники, не говоря о количестве задействованных гремлинов.
Пастырь погнал их по следам истории — путям драконьих королев. Собирать их эссенцию, капля за каплей. К удивлению Диего, нужное количество вещества скопилось быстро, но дальнейшие поиски не давали результатов. Одна попытка. Он стал отбирать самок. Целый цикл Лабиринта — ритуала спаривания у гремлинов — приостановили.
Он заставил отобранных самок отложить кладки. Провел над каждой ритуал сродства с первым огнем, что вечно поддерживался в храмовой купели. Заставил их выпить материнской эссенции.
Лишь кемадо и те, кого признавали драконы, могли выжить после принятия этой субстанции. Сакральный акт доверия и признания между созданием и создателем, который он попрал из страха неизвестности. Страха, что после него ничего не останется.
Они погибали одна за одной. Их кладки взрывались бурой жижей. Он копался в ней. Часами. Пока не нащупал младенца, что, бултыхаясь, пытался выбраться сам. Он вырос за минуты, а не зрел годами, ожидая вылупления. Это была кладка особенной девушки.
Самки гремлинов — буйные и дерзкие. Они себе на уме и выполняют свой долг лишь из обязательств. Ничего удивительного, они переняли черты характера от Мико. Но эта отличалась. Она приходила на все проповеди. Ловила каждое слово. Она восхищалась историями о Фумусе. О его рассудительности, об акте творения, что породил само Искуство и вместе с тем дал начало племени гремлинов.
Все гремлины знают, что драконы лишь творцы, но не боги. Живут уважением и почитанием их заветов. Но она, она верила в Фумуса, как в бога. Она любила своего создателя. До конца.
Младенец уродился сильным и крепким. Багровым, как пламя первого дракона. Его частица есть во всех гремлинах — так гласят заветы предков. Эта частичка откликнулась на ее любовь. Кемадо был рожден. Пастырь возликовал. Он отнес ребенка к купели Первого Пламени, где тот выдохнул свой первый огонек. Багровый, как он сам.
Когда старый гремлин налюбовался младенцем, взгляд его упал на собственные руки. Бурая гниль. Он весь был ею покрыт. Его ноги оставляли следы из крови не родившихся детей на священных камнях, где родился первый дракон. Как он мог… Гремлины никогда не убивают гремлинов. Это первое, чему научила его племя Мико.
Как он мог так предать? Сколько огней погасло раньше срока, и сколько огоньков так и не зажглось? Он знал… он знал, что этим все кончится. Диего жаждал порицания, но не получил его. Все давно уверились в его правоте. Он их сам в этом убедил, перед тем как совершить свое преступление.
Шли дни, Скордо встал и пошел. Он был веселым, шустрым, любопытным. Замечательный здоровый ребенок. Один. Вместо сотен. Диего боялся, что его народ не будет знать, что делать без кемадо, но теперь он сам не знал, как поступить. Он больше не мог отступить от заветов, не мог и убить себя из-за этого, ничего не мог. Только наблюдать за своим грехом.
Был единственный выход — отшельничество. Размышления, пост, странствие — это должно было помочь. Диего собрался в долгий путь. Правда, зря.
Он поднялся на поверхность. Выход из храмовых катакомб находился на окраинах Вольнограда. Пока Пастырь безвылазно сидел под землей, у выхода возникло поселение — кибуц полуросликов. Там-то Диего и познакомился с Сарой.
Для своих она была простой провинциальной дурнушкой — носатой, полной, крикливой, драчливой. Одинокая дева. Старый гремлин не придавал этому значения. Все гладкомордые — страшные. Чуждые виды. Да и женщины его не интересовали после того, что он сделал.
