— Хорошо. А кто может повлиять на ситуацию в стране?
— Кайзер.
— И?
— Фюрсты?
— Нет. Они — шавки кайзера. Да и живут лучше всех. Им не нужны изменения.
— Дворянство?
— Пакт об ограничении дворянской вольницы.
— Военные?
— В некотором роде.
— В смысле?
— Ну, я же служил в легионе, но не военный, — увидев замешательство на лице сына, лавочник продолжил. — Я приобрел все необходимые легионеру навыки, у меня есть опыт ведения боя, есть связи в армии. У меня даже моя старая пукалка под кроватью лежит.
— К чему ты ведешь?
— Мужчины, что отслужили по пять или восемь положенных лет. От двадцати до шестидесяти, даже старше. Те, кто может и умеет держать оружие. Те, у кого есть оружие. Сколько их?
— Не знаю?
— Все. Все, кто сейчас не сидит на зоне, не валяется в канаве и не бродяжничает. Таких, как мы, намного больше, чем солдат в легионах, в десятки раз. И каждый недоволен чем-либо в империи.
— И что же им мешает взять оружие и повлиять на ситуацию?
— Вот приходишь ты с работы. Злой. Уставший. Ты мог бы жить лучше, ты достоин лучшего. Заходишь в дом, а там твоя жена в красивом белье, что будто сам Странник выбрал для нее. Точно, сегодня же один из бесчисленных праздников. Уже стало получше.
Лоуренс глянул на изображение девушки на качели. Закрыл альбом.
— Она видит, что ты устал. Наливает тебе прохладного пива. Ты кушаешь, закуриваешь сигаретку — еще лучше, — лавочник смял сигарету и кинул на пол. — Но злость еще держит… и тут твоя жена говорит, что у жены соседа новая побрякушка. Ты уже зол на соседа. Тебе же теперь тратиться. Ты обещаешь ей все, что она хочет, и получаешь замечательный, отгоняющий злые мысли секс. Все — злость перенаправлена на ближнего или нижнего, а кайзер — молодец. Деньги-то он платит.
— Но не всякая же женщина меркантильная тварь… — опешил Ред.
— Конечно, но хороших людей мало. Добрых женщин больше, чем добрых мужчин, но их все равно невероятно мало.
— А кто не женат?
— Идет к шлюхе. Кайзер опять молодец — разрешил публичные дома, да и деньги платит. Налог с сутенера берет, а потом тот тебе возвращается в виде жалования. Какой же умница наш Ауринк — все продумал…
— А что со злостью?
— Раньше сублимировалась в жалобах на жизнь в баре с приятелями, теперь же достаточно почитать газету. Гляньте, беспорядки в верхней палате. Пэры и лорды бьют друг другу морды. Вот гады, ни хрена не делают, но забавные. Пусть живут. Все — уже полегчало.
Лавочник порылся под кроватью. Достал ружье.
— Деньги кончились — бери пушку и иди в контрактники. Вот ты и снова в легионе, сынок. Старослужащий болванчик… и так по кругу. Пока не продашь свою аркебузу и не сопьешься.
— Все идет по кругу… — тихо повторил Ред.
— Пока тебе достаточно комфортно, ты не оторвешь зад от кушетки. Наш ненаглядный правитель приручил своего опаснейшего врага, который и стал его силой. Первое правило главы государства — не воюй с мужиком. Он и не воюет… хотя, ничего ему не сделать, — тяжело выдохнул Лоуренс.
Лавочник забросил под кровать лучевое ружье и откинулся на спину.
— Пока ты зациклен на выполнении своих сиюсекундных хотелок, тебе нет дела до того, что действительно происходит в мире. Никому нет дела. Ведь кто-то бессилен, кто-то запуган, кто-то вне закона, кому-то все это выгодно, а большинству — плевать. Вот тебе и стагнация, сынок. И что же ты с этим будешь делать?
— Приму к сведению, — прошипел сквозь зубы Ред и ушел.
Редрик месяц штудировал историю, газеты и трактат об общественном расслоении. Сплошные несоответствия и ложь. Даже учебник лгал, парень это чувствовал.
Снова удары. Удары крови в висках. Удары гремящих сапог по бетону тракта. Удары кулаков о несокрушимый остов обугленного великана посреди моря цветов — древний труп научил парня бить. Груша для битья, только акация. Срываешь гнев на трупе, а виновники живы.
Удары когтистых рук по лицу.
— Редрик, Редрик, проснись! — кричал Гизмо.
— Что? Я же сплю. Отстань, — парень открыл глаза. Зря.
— Смотри, я же говорил, что скажу тебе первому. Сработало. Гляди, он появился. Он вышел на свет! — ликующе кричал гремлин.
— Что это? Откуда… Гизмо, погорелая ты саламандра! Убери от меня эту херню! И больше никогда мне ее не показывай!
Глава 3.7
Максимальная продолжительность жизни самца гремлина равна полувеку, но кемадо — исключение, как и их потомки. Пастырю было уже далеко за семьдесят, но лишь благодаря аскезе и целибату. Размножение у гремлинов — трудоемкий процесс, отнимает много лет жизни. Так выгорели его братья.
Самки живут до полутора веков, но и в отличие от самцов теряют больше и размножаются чаще, вынужденно — их в десятки раз меньше.
Лабиринт — ритуал продолжения рода. В недрах глубоко под горой Колхидой, что располагается к северу от Вольнограда, на стыке Осевого и Межевого горных хребтов, раскинулась колоссальная сеть подземных тоннелей. Даже Диего уже не помнил, какие из них вырыты драконами, какие — гремлинами, а какие еще кем-либо. Часть, что расположена под самим Вольноградом, именуется Лабиринтом.
Удивительна эта часть тем, что она будто рылась по строгому плану. Эти тоннели представляли собой сеть переходов с сорока семью залами, что при рассмотрении с любого ракурса складываются в удивительно правильный узор. Сорок седьмой зал располагался ровно по центру и был крупнейшим. Он назывался Гнездом. От Гнезда шли короткие прямые тоннели к каждому из залов поменьше, а также множество переплетающихся окольных путей — «дорог жизни».
Наступал период размножения — вторая половина осени. Гремлинов приводили в Гнездо. До сорока шести самок и неограниченное количество самцов. Самок вели в залы по коротким тоннелям, которые затем охранялись служителями храма Первого Пламени. Самцы уходили по «дорогам жизни».
Во время периода размножения мускус самок выделялся на порядок обильнее и менял состав. Вместо того, чтоб гореть, он затвердевал под воздействием открытого огня. У самцов же отворачивался «фиговый щиток» в паховой области, что прикрывал отверстие в брюшной полости, там располагался шлангоообразный отросток. Напрягшись, гремлин мог выстрелить из него специфической жидкостью.
Так и производился забег. Самцы пробирались по «дорогам жизни» в залы к самкам, попутно отстреливая друг друга. При попадании чужой жидкости на тело половой орган гремлина втягивался, а щиток захлопывался до следующего периода. Защититься можно было лишь за укрытиями и выпустив струю пламени, но столкновение огня и жидкости вызывало взрыв, этим следовало пользоваться с осторожностью.
