Гремлина Гизмо не было на ресепшене. Ред огляделся. У окна напротив в сдержанной позе и с отсутствующим выражением в карих глазах сидела Валенсия.
Это была низенькая плотная дама неопределенного возраста с черными вьющимися волосами до плеч и смугловатай кожей с сетью морщинок. Она не переоделась — так и сидела в ночной сорочке, лишь набросив вязаную шаль.
— Вы в порядке, госпожа Валенсия? — спросил Редрик, подходя к женщине.
— Нет-нет, милый мальчик. Я давно так не боялась. Ты же знаешь, что произошло?
Он неуверенно кивнул и всмотрелся в лицо женщины. Она будто постарела лет на десять.
— Прости, милый мальчик, дай мне подумать, — попросила она, промокнув край глаза черным платком, которым всегда перевязывала шею.
Редрик снова огляделся, Гизмо нигде не было видно. Парень вышел на улицу через дверь гостиницы, но дойдя до середины тракта, резко опомнился. Ред посмотрел на север. В отдалении виднелись дома поселка. Кампусы всегда выносили за пределы населенных пунктов.
К своему удивлению он заметил маленькую белую фигуру, шагающую по дороге. Редрик попытался приглядеться, но ветер поднял пыль и скрыл фигуру Странника.
Ред, покачав головой, посмотрел на юг. Брови парня взлетели так высоко, как никогда прежде. Земля бугрилась кратерами, словно оспинами. Деревья лесополосы в некоторых местах вырвало с корнем, и они лежали где попало. Каждое страшно изломано. Но больше всего его поразила стоящая почти вертикально подпертая валом земли часть тракта. Высотой она была во всю его ширину, соответственно, около двенадцати метров.
Редрик пошел в ее сторону. Проходя мимо крыла гостиницы, он отметил, что стекла повылетали исключительно наружу, а половина третьего этажа вывернута словно взрывом. Обломки здания лежали в радиусе двадцати метров. От мыслей о необходимой для таких разрушений силе у Реда кружилась голова. Идя, он старался смотреть под ноги и не думать вообще.
Так он добрался до земляного вала, где увидел яму, из которой и вывернуло почву. Она была с восточной стороны тракта. На ее дне лежали куски мяса. Одна нога, вроде левая, второй — не видно. Торс вспорот, но внутренностей не наблюдалось вообще. Левая рука оторвана по локоть, у правой не хватало только кисти. Все суставы выдернуты, а хрящи будто вырвали зубами. Голова пробита. Лицо принадлежало Андерсу. Человеческое лицо.
То, что осталось от Андерса, лежало в бурунах застывшего стекла. Выглядело так, будто стеклянный шар с человеком внутри взяли и разбили вдребезги. Ред отвернулся, но в глаза ему ударил луч восходящего солнца. Проморгавшись, он снова посмотрел на Андерса. Рассвет согнал тень с его лица, и парню почудилось, что уголки его рта приподнялись.
Редрику стало нехорошо, в животе екнуло, но рвать было уже нечем. Почти упав, он сел на край ямы и опустил голову на сцепленные замком руки. Его плечи дрожали, будто от судороги. Он трясся от страха.
Глава 2.1
Успокоившись, он подумал о том, сколько времени прошло с тех пор, как Андерс мог в последний раз улыбаясь встречать лучи рассветного светила. Редрик встал с мыслью, что надо чем-то накрыть останки, но понял, что это плохая затея. Он тупо поплелся обратно в кампус.
Зайдя в гостиницу, Ред обнаружил отца. Тот стоял перед лестничным пролетом, уперев руки в бока.
— Проснулся-таки, — тихо сказал Редрик.
— Ох, ты цел, — Лоуренс дернулся, но облегченно выдохнул, увидев сына. — Что здесь произошло? — спросил он, обводя руками следы ночных событий.
Вместо Реда ответила Валенсия:
— Чудовище встретило большее чудовище.
Сказав это, женщина снова уставилась в одну точку. Лавочник потер шею.
— Не понимаю… и что с Симоном? Он не реагирует, как бы я его ни тряс.
— К нам заехал Странник, и теперь у нас нет третьего этажа… а Симон — мертв, — зачем-то с упреком сказал Ред. Будто его отец мог что-то изменить.
— Вот мать же-ж, перемать. Думал, приснилось. Это все Странник натворил? — бурчал Лоуренс, дергая низ и без того мятой рубахи.
— Ты вообще многое пропустил, — заметил Редрик. — Разрушения — его работа, но Симон умер сам.
— Что, прям так, взял сам и умер? — нервно переспросил отец.
— Поверь, пап, эта ночь была самой странной и страшной из всех… — Ред начал снова дрожать.
Лоуренс подошел и приобнял сына за плечи, успокаивая.
— Но она прошла, все будет в порядке.
— Хорошо бы, — буркнул Редрик, глядя себе под ноги.
— А где этот чурбак с ушами? — оглядываясь спросил Лоуренс, меняя тему.
— Я не видел его.
— Он в софе, — сказала Валенсия.
— Как в софе? — тупо переспросили отец и сын в один голос.
Ред глянул на диванчик в углу комнаты. Сидельная подушка была раздута и шевелилась. Лоуренс бросился на кухню и схватил нож. Подбежав к дивану, он сделал большой разрез и, словно фокусник кролика, вытащил за уши отхаркивающего вату гремлина.
Лавочник поставил Гизмо на пол. Тот согнулся и откашлял кусок набивки. Хоть тела у гремлинов и маленькие, но головы, а соответственно и рты, у них просто огромные. Выхарканный ком набивочной ваты был размером с полбуханки хлеба.
— Такая теснота даже для меня перебор, — кашлял, отплевываясь, гремлин.
Парень отметил, что багровый кардиган оттеняет не пойми каким образом появившуюся бледность на чешуе бурого гремлина. Откашлявшись, Гизмо оглядел Реда с отцом. Увидев застывший на их лицах вопрос, он стал тараторить:
— Он просто ввалился. Я ему кричу: «Куда, земляк?», а он мне: «Чего орешь, недомерок, люди спят». Ну, я и сказал, какие люди спят с его мамашей. Потом смотрю, а он в белом весь, глаза черные, как уголь, — он показал на свою одежду, а затем выпучил глаза. — Я уже зажмурился — молю предков о местечке рядом с ними. Но слышу — говорит, мол, мне повезло, что он перекусил по дороге. Открываю глаза — вижу только потолок. Понимаю, что лежу не на диване, а в нем, — гремлин потыкал в софу. — А он уже склонился надо мной, сказал, мол, на потом меня оставит, и накрыл сверху половиной подушки. Чувствую, что ткань будто снова срастается — жуть, — он отдышался. — Страшно. Дышать нечем. Но меня спасла магия предков…
— Ты магией владеешь, что ли? — перебил его Лоуренс.
Гизмо важно надулся:
— Любой гремлин может обратиться первородной породой, из которой вышли его предки.
— Вгоргулился… неплохо, — присвистнул Лоуренс.
— Это не так называется, — чуть ли не запищал Гизмо.
— Ты чего дергаться-то начал? — проигнорировал замечание Лоуренс.
— Вас услышал, — просто ответил гремлин.
— Понятно. Понятно, что ничего не понятно, — проговорил лавочник.
