— Я не голодна.
— Тогда вот… — Ред достал тот янтарный виноград, что ему приглянулся еще на прилавке. — Много места в животе не занимает. Можно просто наслаждаться вкусом.
Ред оторвал одну ягоду и, наклонившись, поднес ее к лицу девочки.
— У тебя руки страшные, — недовольно поморщилась Доротея.
— А у тебя грязные.
— Это поправимо.
Девочка подошла и бесстыдно вытерла руки о плащ Редрика. На черной ткани остались белые следы маленьких детских ладошек. Доротея с секунду смотрела на свои руки, а затем подняла их вверх, показывая Реду ладони.
— Чисто, — резюмировала она.
Ред улыбнулся и вложил янтарную гроздь в руки девочки. Ягодку, что у него осталась, парень съел сам. Совсем не кислая и слегка терпкая. Хороший сорт, но не для вина.
Доротея медленно клала в рот ягоды. Она задумчиво глядела в небо, покачиваясь из стороны в сторону. Кап-кап. Точки на бетоне.
— Пошли внутрь. Не то промокнем и запачкаем одежду, — сказал Ред протягивая девочке руку. Другой рукой он поднял корзину на плечо.
— Твоя уже грязная, а я не пачкаюсь, — ответила девочка и взяла Реда за руку.
Дойдя до двери, Ред понял, что не хочет отпускать девочку. Парень просто раскрыл высокие створки пинком и вошел в последний в мире храм. О скакуне Ред не переживал. Смоки где-то спрячется. Шоргон не любил дождь.
Да, этот холл размером с ночлежку и полностью пуст. Пыль да старые картины. Галерея грузных мужчин с бульдожьими рожами. Пройдя вдоль них, Ред понял, что первый был еще ничего, но каждый последующий представлял будто новую ступень деградации. Но выражения лиц у всех страшно одухотворенные и благолепные.
Ред поправил корзину на плече. Он неосознанно отпустил Доротею. Вернувшись на место, меченая рука не нащупала маленькой ладошки. Парень огляделся, но девочки и след просты.
Если твоя рожа кажется ей гнусной, то от этих харь она, наверное, бежит без оглядки.
Зато Редрик обнаружил приближающегося Путника — женщина средних лет. Подойдя, она, чуть помявшись, обратилась к нему:
— Пожертвование, усыновление, становление?
— Первое и разговор с Проводником.
— Проводник проводит утренние обряды, вам придется назначить визит и подождать, — женщина указала на последний портрет в галерее, обозначая лик иерарха.
— Они что, все родственники?
— Проводники возносятся в сан после голосования иерархов.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Это неуместный вопрос.
Удар-удар-удар. Мрамор в сочетании с сапогами Редрика выдавал раскаты грома, что разносились эхом по всему зданию. Парень навис над женщиной.
— Слушай сюда, я решаю, что уместно, а что нет. И в храме бога неуместно лишь невежество. Сначала ты отведешь меня на кухню, где я оставлю гостинцы детям. Детям! Потом ты мне покажешь, где они должны были бы учиться. А затем скажешь Проводнику, что у Всадника к нему есть пара вопросов.
Путница собрала губы в комок и, отойдя на шаг, кивнула Реду, чтобы тот следовал за ней. Приют оказался огромен. Три этажа с высоченными потолками, помноженные на значительную площадь здания. Тут могла уместиться уйма народу, но помещения пустовали.
На кухне трудилось несколько взрослых и множество ребят. Некоторые дети узнали Редрика. На вид сытые и здоровые. Чистые. Они мыли посуду после завтрака. Целая прорва посуды, хватило бы на несколько рот солдат. Продуктов много, простые, но разные блюда. Редрик поставил корзину на каменный стол и проследовал в лекторий.
Доска, парты, книжные полки. Все под двухлетним слоем пыли. На доске так и не стертая, чудом сохранившаяся запись. Похоже, последним был урок истории.
«Основание Вольнограда. Город, построенный одним человеком — миф или подвиг?»
На этаже находилось несколько лекториев — все заброшены.
Редрика повели вглубь здания, там он разминулся с Путником-торгашом, тот неуверенно кивнул, но потом, опомнившись, проделал религиозный жест. Росчерком пальца обозначался горизонт, а затем ладонью указывалось направление.
— Да будет легок твой путь, Всадник, — прошептал торгаш и быстро ушел.
Женщина довела парня до тяжелой двери.
— Проводник ожидает, — сказав это, Путница ушла.
Войдя внутрь, Ред увидел хрупкую девушку лет тринадцати-четырнадцати. Она стояла у стола, на котором располагался набор для бритья. Ред машинально почесал подбородок. Брился перед отъездом, но легкая щетина уже отросла. У парня, как и у его отца, борода росла очень быстро.
На девушке был надет не привычный балахон Путников, а белый хитон из легкой и прозрачной ткани. На нем перечень ее одежды заканчивался. Редрику стало неловко. Острые локотки, острые плечи… да с тем же успехом она могла быть и голой. Парень виновато посмотрел ей в лицо. Но слегка раскосые каре-зеленые глаза старались смотреть куда угодно, только не на Реда.
Помещение представляло собой крупный предбанник. Тут недавно прибрались. Боковая дверь отворилась. В сопровождении облака пара появился лысый мужчина в белой тоге с амулетом в форме яйца на шее. Правда, там не было шеи. Если бы человек мог съесть дракона, то он бы выглядел именно так. Он был больше и жирнее того евнуха и Каднификара вместе взятых, хоть и слегка уступал Реду в росте. Это его лицо изображалось на последнем портрете во входной галерее.
Все гротескно огромное тело человека покрывали наколки. Синие — тюремные. Звезды отсутствовали — не вор. Отец, к удивлению парня, оказался хорошо знаком с уголовной тематикой — посвятил в нее и сына, чтобы тот не облажался при случае. На лысине — огромный паук.
Проводник грузно протопал и уселся на каменную скамью около стола. Девушка начала взбивать пену для бритья.
— Как бог покрывает весь мир наш в три шага, так и ты будь трижды благословен, о Всадник, — каждое словосочетание сопровождалось одышкой.
Перед столом стоял массивный стул, Ред присел на него.
— Шаги у него обычные, а вот прыгает он действительно далеко.
— Любое движение есть путь, а дорога отмеряется шагами.
— Любые прикрасы и домыслы есть ложь. Неужто ваш бог поощряет такое?
— Он добрый бог. Не вмешивается и одаривает. Его безупречное искусство, плоды которого он нам дарует… Не это ли то самое поощрение?
— Значит его картины и векселя, что приходят к вам, связаны?
— Как только благородный отпрыск достаточно созрел, что лик его стал интересен богу, его портрет напишет тот. И коли не сможет семья его покрыть предъявленную стоимость, мы вексель получаем биржевой.
— И можете потом по нему распорядиться картиной словно активом. Перепродать коллекционеру, вернуть семье в кредит или под залог.
