Днем Яннул с Ральднором проводили время как любые пассажиры с незапамятных времен — за книгами, игрой в кости или вином, либо прогуливались по палубе. На закате они ужинали за столом Дроклера вместе с Джарлом, командиром гребцов, немногословным и грубым, и Элоном, палубным офицером, ничем не примечательным тихим человеком, который за едой изучал нескончаемые манускрипты, переплетенные в темную кожу и похожие один на другой, как близнецы.
По ночам в их каюту украдкой пробирались женщины. Яннул принимал то, что ему предлагали, а тех, которые, по его мнению, не были искусны, брался лично обучать ланнским способам. Ральднор же лежал в одиночестве, прислушиваясь к плеску воды и постанываниям, доносившимся со всех сторон. Он не хотел здешних женщин и не мог спать. Со временем он приобрел привычку бродить по кораблю ночами. В лунном свете вода казалась белой, как молоко. Он думал о разрушенном городе на Равнинах, о белом волке и беловолосой девушке. Его словно что-то вело.
«Где мой дом? Неужели все-таки там, после всего, что я сделал, дабы сбежать оттуда? Равнины и грозная тень Амрека. А почему бы и нет? Меня ненавидят, как и мою землю, считают мертвым и беззубым, как и мою землю. Ашне'е, моя мать, кладет призрачную руку на мое сознание, поворачивая его к югу. Тогда, возможно, моя цель — не Саардос, а Равнины. Может быть, я вернусь домой».
За день до гавани Саардоса Дроклер почтил медного Рорна на носу корабля фунтом ладана.
Равнодушная маска бога смотрела на них сквозь пелену сладкого синеватого дыма. Она была уродливой и грубой, лишенной как страсти и изящества заравийской Ясмис, так и жестокого величия драконоголовых идолов Дорфара. Все с той же близорукой неподвижностью бог взирал на длинные волны, не обращая внимания на их слова, на их присутствие, на их щедрую жертву.
Ослепительное пурпурное солнце опустилось в море, источая пар. С юга надвигались черные груды дождевых туч, порывы ветра гигантской рукой давили на трепещущий парус. Узкая скалистая полоска суши, которая была Элисааром, исчезла во тьме.
Во время обеда Джарл отсутствовал за столом.
— Скверная погода для входа в гавань, — заметил Яннул. Ветер снова налетел на корабль, тарелки с едой дернулись в углублениях на столе. Испуганно звякнули подвешенные на цепях люстры, роняя горячий воск.
— Рорн животом мается, — бросил Дроклер.
Клок неба, различимый сквозь высокое окошко надстройки, налился чернотой. Корабль, словно ощущая зреющие под его днищем незримые силы, метался, как обезумевшее от страха животное.
— Вы сможете дойти до Саардоса в такую непогоду?
— О, разумеется. Мы идем по ветру и к тому же используем весла. В этом месте нет подводных скал. Не стоит волноваться, ешьте спокойно. Или у вас пропал аппетит?
Элон встал и отложил книгу в сторону. Не говоря ни слова, вышел, и когда дверь на палубу открылась, каюту наполнил иловый мрак бушующих волн и белизна внезапно сверкнувшей молнии.
Дроклер поднялся на ноги.
— Продолжайте обед, господа…
В этот миг «Дочь Рорна» завалилась на бок жутким, но при этом почти игривым движением. По всему кораблю послышался грохот упавших вещей, которые не были закреплены. Одна из низко висящих массивных люстр стремительно качнулась и с ужасающей силой полетела прямо в висок Дроклеру. Раздался тошнотворный хруст. Без единого звука капитан рухнул на стол. Два младших офицера, поднявшихся вслед за ним, от души выругались. Один из них кинулся за корабельным врачом, и дверь, брошенная распахнутой в непроницаемую темноту, захлопала на порывистом ветру.
Яннул и оставшийся офицер уложили Дроклера на полу. Он хрипло дышал, но если не считать этого, казался мертвым. Офицер принялся делать неуклюжие религиозные жесты, призванные умилостивить одно из множества суровых и равнодушных закорианских божеств моря.
Яннул поднялся.
— Загляни ко мне попозже, — пробормотал он, проходя мимо Ральднора. — Сейчас весь мой обед достанется волнам.
Его тут же поглотила тьма на палубе, наполненная ревом неистовствующей воды. Ральднор двинулся следом за ним и столкнулся на пороге с врачом, на лице которого застыло плохо скрытое выражение ужаса. Потерять капитана, находясь в плавании, было очень скверно, ибо закорианцы не забывали о своих распрях и войнах даже на корабле.
Молния копьем ударила в палубу. Ральднор увидел жуткие синеватые силуэты, копошащиеся вокруг паруса, и хлопья желтой пены, летящие из-под весел.
Весла!
Джарл все еще заставлял подчиненных грести — даже в такую бурю. Но разве можно было надеяться на что-то, кроме как переждать этот шторм? Кроме того, с каждой новой волной в люки попадало все больше и больше морской воды, и вскоре рукояти весел, дергаясь под ударами волн, наградят гребцов сломанными ребрами, если не чем-нибудь похуже.
Ральднор свернул и протиснулся в узкое и низкое отверстие, ведущее на нижние палубы.
Зловещую затхлую тьму усугублял почти физически ощутимый запах страха и мерцающие дымные светильники. С шипением плескалась вода — нижние места уже заливало, — скрипели стальные лопасти весел и хрустели от напряжения мышцы гребцов. Джарл сидел на помосте, словно не замечая пены, лизавшей его ноги, и беспрестанно отбивал молотком ритм для гребцов. Его лицо было уродливой застывшей маской. Он был очень похож на Ригона, словно приходился тому братом. Ральднор глотнул ненависти из зловонного воздуха и прокричал:
— Бросайте весла! Нас заливает!
Не обернувшись и не сбившись с ритма, Джарл процедил сквозь зубы:
— Опорожняй свои поганые кишки в другом месте, дорфарианец! Мы идем в Саардос.
Ральднор ощутил, как люди напрягают слух, пытаясь расслышать его слова, несмотря на то, что их жилы трещат от запредельных усилий.
— Джарл, немедленно остановись и задрай люки, пока не утопил корабль и не погубил половину гребцов!
— Кто ты такой, чтобы я выслушивал твои приказы, сучье отродье?! Убирайся, или я перебью тебе спину!
Неожиданно «Дочь Рорна» закрутилась у них под ногами. Раздался оглушительный в своей какофонии гром, и потоки вспененной воды хлынули сквозь люки, расколов их, как стекло. Очутившись по горло в воде, люди с криками бросали весла, которые, выйдя из человеческой власти, разворачивались и били по тем, кому не удалось увернуться. Слаженный ритм распался.
Ральднор прыгнул на Джарла и с размаху воткнул кулак ему под ребра, затем, выхватив молоток из его рук, обрушил между его шеей и плечом удар, вполне достойный этой туши. Перекрывая вопли смятения, Ральднор велел втянуть весла и задраить люки. Почти тут же он спрыгнул в этот хаос и взялся за работу вместе со всеми. Эти гребцы были наемниками — только военные корабли да пираты сажали на весла рабов, — поэтому у них не было ни четкой дисциплины, ни беспрекословного послушания. Он чувствовал, что они находятся на грани вызванного паникой бунта, поэтому, пока они полностью не вышли из повиновения, быстро выстроил их в цепочку и велел вычерпывать воду.
