В проход между скамейками высунулись испуганные и любопытные лица пассажиров. Дремавший на лавке сбоку плотный, лысоватый мужчина открыл глаза, оценил обстановку и спокойно поинтересовался:
— Помощь нужна?
— Спасибо, не требуется. — Парень последний раз тряхнул битюга и выпустил, слегка оттолкнув от себя. Громила сел на пол, несильно стукнувшись головой о скамейку, и затих.
Настя так и сидела, вжавшись в спинку скамейки и словно оцепенев.
— Порядок, — негромко проговорил парень, обернувшись к ней. Глаз его так и продолжал дергаться, и он несколько раз беспомощно дотронулся до него рукой, точно пытаясь прикрыть это зловещее мигание.
— Даже не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Настя, косясь на скрючившегося под ее ногами мужика.
— Очень нужна твоя благодарность! — вдруг тихо, но с невероятной злобой сказала девушка. — Он год как из Чечни. Ему доктора запретили всякие стрессы — контузия в голову, потом такие приступы бывают, тебе и в страшном сне не приснится! А ты… — Девчонка кинула на Настю полный ненависти и презрения взгляд и, обняв спутника за шею, мягко усадила на лавку.
Детина тихо постанывал в проходе, даже не пытаясь подняться. Бабка опасливо отодвинулась к самому окну и полезла в кошелку.
Настя молча смотрела, как девушка ласково поглаживает парня по плечу, что-то еле слышно шепча ему на ухо. На нее наваливалось черное отчаяние.
Снова она причина несчастья, снова из-за нее страдают ни в чем не повинные люди. Почему так? Ведь она вовсе не хочет этого, все получается невольно, как бы невзначай…
Настя засунула заледеневшие руки в карманы куртки, прикрыла глаза, стараясь до конца поездки погрузиться в спасительный сон и не думать больше ни о чем. Разве что о ждущем ее в казарме Гошке.
14
Машка болела так тяжело, как не болела уже давно, года два или три. Лера не могла отойти от дочки ни на шаг — температура, сбитая таблетками, держалась на относительно приемлемой границе час, полтора, а затем снова подскакивали до заоблачных высот. Машка бредила, просила пить, жадно глотала принесенный Лерой чай и ее тут же мучительно, натужно выворачивало наизнанку. Лера носилась по квартире то с тазом, то с мокрым полотенцем, то с размолотым в порошок лекарством на блюдечке, то с термометром.
Она буквально разрывалась на части: все ее существо стремилось в больницу, прорваться на второй этаж, узнать, как там, взглянуть на Андрея хоть одним глазком. В то же время ее мучила совесть за то, что Машке плохо, а она думает о том, как бы улизнуть из дому, оставить беспомощного ребенка одного.
Температура упала только на четвертый день, и Лера решилась: оставила спящую Машку в постели, а сама помчалась в больницу.
По дороге она старательно изгоняла из воображения Машкино осунувшееся личико, мысленно дав себе слово успеть туда и обратно за час — максимум за полтора.
В терапевтическое Лера заходить не стала, сразу поднялась на второй этаж, прошла по безлюдному белому коридору и остановилась в нерешительности перед блоком интенсивной терапии.
Тут же дверь распахнулась, и перед Лерой предстал давешний пламенно-рыжий парень. Вид у него был суровый и даже грозный.
— Куда? — надвинулся он на Леру, — Не знаешь разве, нельзя сюда.
— Я на минутку, — просительно сказала Лера.
Мне бы Шаповалова повидать. Его из терапевтического привезли пять дней назад.
— Какая еще минутка? — возмутился реаниматор, затем взглянул на Леру повнимательней и недобро сощурился: — Это ты, что ль, врачиха, которая его чуть к праотцам не отправила?
Лера молча опустила глаза.
— Иди отсюда, — грубо проговорил рыжий. — Ему сейчас не до твоих соплей. Раньше надо было думать, когда писана свою филькину грамоту! — Он бесцеремонно взял Леру за плечи и подтолкнул к выходу.
Сопротивляться было бессмысленно — с другой стороны коридора уже подходил охранник, дюжий парень в форме, очевидно отлучившийся на несколько минут по нужде.
Лера вышла на лестницу, поднялась в свое отделение.
Ее встретили подчеркнуто приветливо, даже радостно, но она заметила, что все, даже санитарки, смотрят на нее с неловкостью и плохо скрытым сочувствием, как на тяжелобольную. Настя старательно отводила глаза и убежала, как только появился повод.
Одна Анна вела себя так, будто ничего не случилось, по-прежнему оставаясь верной себе, спокойной, несколько прямолинейной и грубоватой.
— Ну я и замоталась, — пожаловалась она Лере. — Почитай, одна осталась на все отделение. Приходи уж быстрей.
— Меня отстранили, — сказала Лера. — Из меня теперь плохая помощница.
— Да ну, — Анна небрежно махнула рукой, — отстранили, не отстранили! Рук не хватает, все одно будешь работать. Под мою ответственность. Что же мне, совсем зашиться? — Она в сердцах потрясла кипой бланков с анализами и безо всякого перехода поинтересовалась: — Ты на втором была, что ли?
— Была.
— Зря, — констатировала Анна. — Кто тебя туда пустит?
— Никто, — согласилась Лера.
— Как дочка-то? Поправилась?
— Какое там! Сегодня верный день температура нормальная. Спит, а я пока сюда прибежала.
— Ну и дура! — покачала головой Анна. — Бросила бального ребенка, мамаша называется!
— Ань, — попросила Лера, расстегивая сумку. — Я записку напишу. Можешь передать?
— Кому? Шаповалову твоему? — Анна презрительно скривила губы, уперла руки-в-боки.
— Ему.
— Тьфу! — Анна звонко хлопнула себя ладонью по бедру. — Говорю же, дура, каких поискать! Да брось ты колупаться в своей сумочке. Пойдем. — Она глянула на Леру, застывшую в нерешительности, и нетерпеливо повторила: — Ну идем же!
Вдвоем они снова спустились на второй этаж. Анна оставила Леру в сторонке, а сама что-то вполголоса сказала охраннику. Тот отошел и вскоре вернулся с рыжим доктором.
При виде Анны рыжий просиял, лицо его, сплошь усыпанное крупными, золотистыми веснушками, оживилось.
— Анюта! — игриво пропел он, подходя ближе. — Ты тута?
— Тута, Юрик, тута, — ухмыльнулась Анна, соблазнительным движением поправляя короткую юбку, сидевшую на ее крутых бедрах как на барабане, — соскучился?
— А то! — поддакнул Юрик, обнимая Анну за талию, и кивнул на стоящую в отдалении Леру: — Твоя подружка? Она была только что. Я ее выставил.
— Напрасно. Юрик, напрасно, — аккуратно и ловко освобождаясь из обхватывающих ее огромных ладоней, завела Анна. — Тут дело к тебе на сто рублей. Не откажешь?
— Смотря, что за это будет, — пожал плечами парень.
— Все будет в лучшем виде. — Анна многозначительно стрельнула густо подведенными глазами.
