— Мало ли что могло случиться. Нет ее ни там, ни там.
— Так что же ты думаешь, — Кирилл положил ногу на ногу, сцепил пальцы рук и обхватил ими колено, — что ее убили?
— Очень бы хотелось, чтобы это было не так, но что-то мне не по себе.
— Комнату открывали?
— Да. Там ее нет.
— Ну вот, видишь. Может быть, ты зря себя накручиваешь? Сидит наша Юлька где-нибудь преспокойненько, и самым бессовестнейшим образом…
— Хорошо бы, если так. Только не убеждай меня, что ты не проводил те же параллели, что и я, все равно не поверю.
— Я не проводил.
— Сочиняй! Сначала Ира, потом Алла, теперь Юля. Хочешь задам страшный вопрос?
— Знаю я твой вопрос, — поморщился Хлебосолов. — Сто к одному.
— Ну и какой же это вопрос? — посмотрела ему в глаза Мамочка.
— "Кто следующий?"
— В самую точку. Я тебя всегда держала за умного парня.
— Про Юльку еще ничего толком неизвестно. — Хлебосолов снял ногу с ноги и откинулся на спинку кресла. — Может, она объявится со дня на день.
— Я молю об этом Бога. Но не очень-то верю, к сожалению.
— Посмотрим.
— Аллу тоже нашли случайно. Если бы не тот крестьянин с собакой, до сих пор бы ломали голову, куда это наша Алена запропастилась. Думаю, ты бы тоже нашел массу успокоительных версий.
— Ну ладно, считай, что ты меня впечатлила своим интимно-загробным тоном. Дальше-то что? Ты ведь меня, как я понимаю, не в роли наперсника пригласила.
— Правильно понимаешь. Я вот что думаю: не маньяк ли какой вокруг "Услады" увивается? Одних на негритяночек тянет, другим испражнение подавай, третьим — язык не поворачивается сказать что… Кто-то, надо полагать, получает удовольствие от убийства…
— Так уж и маньяк…
— У Ирины из квартиры ничего не пропало, у Аллы оставили сережки, золотые, между прочим, какие-то деньги в карманах.
— А ты не допускаешь такого варианта, что Иру мог убить один человек, Аллу другой, про Юльку я вообще молчу? И к "Усладе" это может иметь ровным счетом никакого отношения? Скажем, в одном случае отверженный любовник убил из-за мести, а в другом — кредитор, чтобы не отдавать долги? Да мало ли что: случайная ссора, давняя вражда… Тяжкое оскорбление наконец… Этот ряд можно продолжать очень долго.
— И все же. Я бы хотела, чтобы ты…
— Чтобы я — что?
— Чтобы ты попробовал выяснить… что произошло. Частным образом, так сказать.
— Вот здрасьте! Давеча Петюня меня обольщал, теперь ты!
— Неудивительно! Если кому-то это по силам, то только тебе. Ты парень с головой, здесь знаешь всех и вся. И вообще…
— Послушай, Мамочка, — с некоторым раздражением произнес Хлебосолов. — Раз уж мы беседуем серьезно и откровенно, скажу тебе прямо: самым правильным в этом деле было бы заявить органам, что обе убитые имеют отношение к твоей фирме…
— К нашей.
— К твоей. Я здесь наемный охранник. Следствие ведь никак не увязывает две смерти в одно целое, а знай они это, может, уже нашли бы преступника.
— Ты же понимаешь, что это совершенно невозможно!
— Отчего же? Да, придется на какое-то время прикрыть контору, лечь на дно. Это ударит по карману, но разве святое дело правосудия не стоит того? Тебе лично ничего не грозит: девочки заявят, что работали без руководителя, значит, за сводничество никого не привлекут, а сама проституция не является уголовным преступлением…
— Ты же не серьезно все это предлагаешь?
— Абсолютно серьезно. Это более разумно, чем устраивать частный сыск. А то ты хочешь избежать неприятностей для себя лично, так сказать, и капитал приобрести и невинность соблюсти. А с чего ты решила, что у меня что-то получится? Я филолог. Фи-ло-лог, а не юрист. Ладно Петя: "пепел Клааса стучит в его сердце", он горит жаждой мести. Но ты-то умная, опытная женщина! Ты ведь отлично понимаешь, что не надо заниматься самодеятельностью, а следует поступить так, как я сказал.
— Тогда от "Услады" мокрого места не останется, — перебирая бумажки на столе и не поднимая глаз, проговорила Мамочка.
— Да ну, со временем все утрясется. И в конце концов, пес с ней! Речь ведь идет об убийствах! И куда ты скроешься от своего собственного вопроса: кто следующий?
— Может быть, я ошибаюсь… — не очень уверенно произнесла Мамочка.
— И такое может быть, — пожал плечами Хлебосолов.
— Если бы была уверена, что закрой я "Усладу" и обратись в милицию, они найдут убийцу или убийц, я бы ни минуты не колебалась. Но я почему-то не верю, что они могут это сделать. Нет, очень сомнительно…
— Смотри, тебе решать…
— Спасибо, Кирюша, упокоил пожилую женщину! Спасибо!
— Брось, ты же не рассчитывала всерьез, что я примирю тебя с твоей совестью.
— Совесть здесь ни при чем. Если бы с точки зрения здравого смысла…
— Это понятно, — примирительно кивнул Хлебосолов.
Зазвонил телефон.
— Да, — подняла трубочку Мамочка. — Слушаю… Да-да! — Лицо ее ожило. — Мулатка? Но она не сильно светлая?.. Так… Понимаю. А черты лица у нее… — негроидные?.. Да? Вот как… Ага… Понимаю… Где жить? Ну, это мы обсудим… Конечно, конечно…
Кирилл показал знаком, что пойдет покурить. Мамочка, увлеченная разговором, машинально кивнула ему.
На неделе уже дважды прошел снег. Частично растаял, но частично лег на землю, зацепился за нее белыми островками, как будто снежный десант, захвативший отдельные плацдармы, ждал с неба основного наступления зимы…
Хлебосолов курил у открытой форточки, наблюдая в окно за потешной пегой беспородной собачонкой, радостно и бестолково носящейся по двору.
В дверь позвонили условным сигналом, и он услышал, как кто-то из девочек открыл ее.
— Кирилл, привет!
Хлебосолов обернулся.
— А, Витяша. Здорово, коль не шутишь.
— Да никогда в жизни. Это ведь ты у нас шутник, а я при тебе и не берусь.
— Льстишь, негодник.
— И не думаю. Мамочка у себя? Мне с ней переговорить надо.
— У себя. Но она занята.
— У нее кто-то есть?
— Нет. Она по телефону решает одну наиважнейшую проблему.
— Какую, если не секрет?
— Она собирается вызвать сюда негритянку из Новосибирска. Спецзаказ.
— Негритянку? Х-ха! Знаю я здесь одного негритоса.
— Только одного?! — изобразил на лице удивление Кирилл.
— Очень остроумно! — Витяша улыбнулся, продемонстрировав свои фирменные ямочки на щеках. — Я же говорю, это ты у нас шутник!
