– Можно мне потрогать? – попросила Валери, кивая на мой живот, и я задрала для нее футболку. Она приложила ладонь к моей коже.
– Ой, это ужасно! – воскликнула она и захихикала. Ее веселье перекинулось и на меня. Вдруг и мне показалось невероятно забавным, что внутри меня копошится живое существо. Но и ужасным тоже. Ее лицо приобрело скорбное выражение.
– Не пойму я, почему ты готова согласиться, чтобы твое тело больше тебе не принадлежало. Это же очень опасно. Тебе же сильно повезло, что тебя не выбрали.
– Почему-то я не чувствую, что мне повезло, – возразила я.
– Еще как повезло! – Она отдернула руку от моего живота.
– А ты бы снова так сделала? – спросила я.
Мое сердце сильно забилось, словно я отказывалась услышать ее ответ, но в то же время мне очень хотелось, чтобы она ответила, мне хотелось, чтобы она произнесла то, что нельзя произносить, захотелось заполнить чем-то пространство леса, пустоту между нами.
– Да, – ответила она. – Вне всякого сомнения.
– Но тебе же не обязательно рожать, – сказала я.
Белобилетницы существовали словно в другом измерении, даже если я проходила мимо них на улице, даже если мы встречались взглядами или случайно касались друг друга руками в магазинах, барах или кафе.
– Обязательно, – вздохнула она. – Все же этого ждут. Врачи. Мужья. А я не хочу детей. Я бы скорее умерла. Это худшее, что ты можешь с собой сделать.
– Что-то в тебе не то, – сказала я ей. У меня пересохло во рту и возникло ощущение, как будто туда сунули кусок металла. Мне даже смотреть на нее больше не хотелось. – Что-то в тебе есть такое, чего во мне нет.
– Не пойму, о чем ты, – сказала она. И вдруг подняла руку и сильно прижала свою ладонь к моей. – А ты понимаешь?
Между нами не вспыхнула искра, не ударил разряд атмосферного электричества. Не было никакого признака, что мы разные. Она казалась ведьмой. Казалась непреклонной и неблагодарной. Она была избранная, но не понимала этого, не ценила. Я отвернулась от нее и сказала:
– Я иду обратно.
Я думала, что все еще спят, но, когда мы подошли к хижине, я увидела снаружи две фигуры. Они что-то разглядывали на земле. Я мысленно перебрала все варианты: зверек, растение или камень. Поверженный враг. Все-таки кто-то за нами пришел. Одна или обе плакали, едва слышно. Мы с Валери переглянулись, помялись, но потом все же подошли ближе.
Скрюченное тело, влажная трава. Увидев лежащую на траве женщину, я упала на колени. И не сразу поняла, что это Тереза.
– Это мой сон, – услышала я голос Лайлы. – Я это видела как-то во сне.
– Это не сон, – раздался голос Марисоль.
Она лежала ничком, раскинув руки, точно плавала, ее длинные волосы рассыпались по лицу и по земле. Вокруг тревожно кричали птицы. Они словно поняли, что произошло.
18
Первым делом – и это было самое трудное – мы стали обсуждать, надо ли спасти ребенка. Ее пришлось перевернуть на спину и ощупать живот на предмет того, есть ли там шевеление, плавает ли еще кто-нибудь в ее водах. Сразу и не скажешь. Кто-то принес из хижины нож, и я уже представила себе, как мы вырезаем младенца из ее живота, держим его за лодыжки головкой вниз и впускаем ему в легкие воздух. Но Марисоль ласково отвела наши руки от живота Терезы.
Мы медленно изучили место происшествия, подмечая все детали. Крупный острый камень, вымазанный в ее крови. Яма в грязи, куда она нечаянно наступила ногой, и нога поехала: земля здесь из-за дождя стала мягкой и скользкой. Лайла села на землю, обхватив себя за колени, и уставилась на труп.
– Как это произошло? – спросила Марисоль, присев рядом с ней на корточки.
– Я проснулась в этот момент, – ответила Лайла. – Не знаю, как я вышла наружу. Наверное, что-то услыхала, но как только проснулась, сразу увидела ее, лежащую здесь. У нее стучали зубы, глаза бегали туда-сюда. Ее взгляд впился в меня, и мне пришлось отвернуться.
– Боже мой! – воскликнула она, снова взглянув на неподвижное тело. И сжала виски ладонями.
Марисоль осмотрела землю вокруг Лайлы, заметила нож из ее набора средств для выживания.
– Несчастный случай, – твердо заявила она. Подойдя к Лайле, она взяла ее за подбородок, подняла лицо и посмотрела ей прямо в глаза. – Это был несчастный случай, – повторила она.
Лайла вяло, словно находясь в трансе, кивнула.
– Да, – шепнула она.
Остаток дня мы рыли могилу. Потом смыли кровь со своих рук и коленей и накрыли Терезу ее одеялом. Из-под одеяла торчали ее ноги, но, когда стали расправлять одеяло, из-под него вылезла другая часть ее тела. В конце концов мы оставили все как есть, решив, что уж лучше видеть пальцы ее ног, чем ее лицо.
Лайла молчала. Она копала землю, словно с рождения привыкла этим заниматься, словно это была просто очередная из сотен выкопанных ею могил. Мы не смогли сделать ее слишком глубокой. А когда нужно было перенести тело, это у нас получилось не слишком достойно. Валери, как единственная среди нас небеременная, приняла на себя основной вес, схватив Терезу за подмышки. Мы с Марисоль подхватили ноги. Лайла сбоку придерживала торс и живот. Когда мы дошли до могилы, Валери с трудом уложила туда труп, потея, дергая его из стороны в сторону.
Похороны Терезы выглядели странным и постыдным действом. Будь моя воля, я бы пустила мертвую Терезу вниз по течению ручья. Или сожгла на костре. Марисоль произнесла несколько слов.
– Почтим память Терезы. Она была нашей подругой. Нам жаль, что это произошло. Она знала, во что ввязалась, как и мы все знаем. Так что хотя она не могла этого предвидеть, мы знаем, что она бы все поняла.
Лайла издала сдавленный всхлип и прикрыла рот кулаками, не давая себе разреветься. Я склонила голову. Каждая из нас бросила на полузавернутое в одеяло тело горсть земли, как это делают в кино.
– Наверное, я все-таки не такая, как вы, – сказала Валери, когда мы уже вошли в хижину и, насколько смогли, смыли с рук грязь. Ее лицо выражало омерзение. – Наверное, я совсем другая, и различие между нами, о котором мне говорили, все же существует. Я бы не поступила так беспечно со своей свободой, так бездумно, так глупо. Я бы себя так не вела.
Мы, синебилетницы, как будто сбились в стаю.
– Отлично, – сказали мы ей. – Можешь думать все, что хочешь.
– А вам известно, что даже и сейчас ваши младенцы подчиняют себе вашу кровеносную систему? Ваш мозг, ваши гормоны?
Мы с Лайлой отрицательно помотали головами. Мы этого не знали. Я поглядела на Марисоль в надежде получить от нее какой-то знак, но она сидела неподвижно.
– Ваши младенцы лишают вас запаса крови, – продолжала Валери. – Ваши тела в опасности, но младенцы заставляют вас об этом забыть. Младенец стремится выжить любой ценой, ему на вас наплевать. И это омерзительно. Вам кажется, что у вас есть некая миссия, но это чистая биология.
