— Сегодня я видел на холме волчьего ребенка.
— Так и знала, что случилось что-то необычное, — отозвалась его жена. — Я думала об этом весь вечер.
— Почему же ни о чем не спросила?
— Я знаю, что ты сам все расскажешь мне, когда придет время.
Он действительно рассказал ей об увиденном. Потом оба они заснули и спали до рассвета. Разбудило их блеяние рыжей овечки со двора — она тоже проснулась и теперь просила есть.
Жена охотника поднялась и оделась, поцеловала мужа.
— Ты спи, а я пойду к Баббии.
Он с улыбкой повернулся на бок, а молодая женщина вышла из спальни, на ходу заплетая свои черные волосы. Она очень любила своего мужчину, несмотря на то, что он был двенадцатью годами старше нее. У нее были для этого свои причины. Он был замечательным человеком, а кроме всего прочего, еще и ее отцом.
Солнце уже стояло над холмом. Рыжая овечка резвилась во дворе. А на склоне холма стояла, застыв в ожидании, волчья девочка, и лицо ее было обращено к двери их домика.
У жены охотника перехватило дыхание, как у него самого вечером. Это был чистый трепет благоговения. Фигурка на холме, не старше десяти лет, казалась похожей на костяные игрушечные фигурки из настольной игры.
Волков нигде не было видно — только волчья девочка с цветами в золотых волосах.
Жена охотника скользнула обратно в дом. Быстро положив на одно блюдо кусок пирога и горсть ягод, а на другое поставив кружку вина из деревенских погребов, она снова вышла из дома, поклонилась и отнесла угощение за деревню, поставив оба блюда неподалеку от склона. Девочка внимательно наблюдала за ней. Молодая женщина вернулась в деревню, вошла во двор и поцеловала в нос рыжую овечку:
— Тебе нужно оставаться здесь, а то могут прийти ее братья и съесть тебя.
Девочка никак не могла слышать то, что говорила женщина, но неожиданно на ее лице появилась улыбка. Она спустилась по склону и подошла к блюдам. Она вела себя совсем не как волчий ребенок и, похоже, знала, для чего предназначены блюда. Изящным движением она взяла с одного блюда ягоду и положила ее в рот. Затем подняла кружку со второго блюда и отпила из нее. После этого девочка аккуратно отошла от угощения, повернулась и убежала, словно призрак, носимый ветром.
Жена охотника весело рассмеялась — красота движений девочки доставила ей удовольствие.
— Она вовсе не волчий ребенок, — сказала она мужу, когда тот окончательно проснулся. — Она баназ, — так назывались сказочные ланнские духи, хранители деревень.
— Значит, это степная баназ.
— Почему бы и нет? С тех пор, как их король сделал их всех господами, они ходят по всему Вису, как им хочется, а их духи не отстают от них.
Около полудня в деревне раздались крики. Хозяева четвертого и пятого домов увидели волка, сидящего на склоне холма и смотрящего на деревню. Мужчины выбежали на улицу, громко топая башмаками. Охотник тоже вышел из дома и узнал черного волка, который спокойно сидел, вывалив язык.
— Неси свои копья! — окликнули его соседи.
— Нет-нет, — возразил охотник. — Этот зверь знаком с баназ.
— Ерунда. Это волк, и мы должны убить его, пока он не напал на нашу скотину или на нас самих.
Один из чьих-то младших сыновей размахнулся и бросил в волка разбитый глиняный горшок, но не попал. Волк часто и шумно задышал, как делают в жару собаки — а может быть, засмеялся.
В этот миг жена охотника вышла на склон, направляясь к волку с блюдом вчерашнего мяса. Люди закричали.
— Погодите, — осадил их охотник. — Моя дочь-жена кое-что смыслит в этих делах, — однако, несмотря на это, сам положил руку на рукоять ножа, так же, как вчера вечером, когда стоял на холме.
В нескольких шагах от зверя женщина поклонилась и поставила на землю блюдо. Волк подошел и начал есть, она же спокойно спустилась вниз.
Когда волк покончил с трапезой, он повалился на спину и принялся кататься в пыли, потом встал — уже серым волком — и убежал прочь.
Деревня загудела.
Целый месяц, почти до самой Застис, все так и продолжалось. На окраине деревни появлялся волк или сама волчья девочка. Они не приносили никакого вреда ни домашним животным, ни детям. Всякий раз им делали подношения — теперь уже не только жена охотника, но и другие жители деревни. Женщины, работающие на виноградниках, стали смотреть на волков, как на пару больших собак. Мужчины оставляли для гостей часть добычи, и часто можно было услышать что-нибудь вроде: «Белый волк сегодня не приходил, я не видел его на склоне».
Обитатели холмов были простодушны и в то же время обладали знаниями. Они допускали подобные вещи.
Для девочки они соорудили маленький алтарь и стали класть на него все, что могло ей понравиться — цветы, мед, бусы. Однако все это оставалось нетронутым.
В одно прекрасное утро жена охотника отворила дверь своей хижины и увидела перед собой волчью девочку. Она молчала, а может, и вовсе не умела говорить, ибо провела среди диких зверей те годы, когда складывается речь. Но она улыбалась, и улыбка эта была вполне дружелюбной. Женщина отступила назад, и волчий ребенок вошел в дом.
Жена охотника не имела ничего против, однако не знала, что ей теперь делать. Она изучающе смотрела на девочку-баназ. Девочка задержалась возле занавески, отгораживающей постель, потом повернулась и показала ослепительно белым пальцем на круглый железный котел.
— Позволь мне поучиться у тебя, — сказала она.
Молодая женщина застыла на месте. Ее несказанно изумило то, что ребенок заговорил с ней. Когда изумление прошло, она с радостным чувством осознала, что баназ вообще не произносила слов — это было только впечатление. Она говорила, как умеют люди Равнин, словно изнутри ее головы.
Девочка оставалась у них лишь несколько дней и ночей. Она быстро поняла, как быть человеком. Казалось, она всегда это знала, и ей нужно было лишь напомнить.
Впервые в жизни она оделась в красивое платье, которое отдали хозяева шестого дома, родители юных дочерей. Теперь она могла всегда оставаться одетой. Она с одинаковым интересом наблюдала за работой ткацкого станка, прислушивалась к бульканью пищи, варившейся в горшках, и блеянию Баббии. Она заплетала волосы и расплетала их. Она мылась в ручье, хотя жена охотника заметила, что от настоящей баназ, какой была девочка, всегда пахнет чистотой и каким-то естественным цветочным ароматом.
Она знала язык Висов, хотя не слишком-то нуждалась в этом знании, потому что с необыкновенной деликатностью брала любые сведения прямо из сознания людей. Однако никто, кроме жены охотника, не разговаривал с ней, да и это бывало редко.
По ночам возле двери хижины спали два волка.
Деревенские жители оставили алтарь неприкосновенным.
За эти несколько дней жена охотника привязалась к девочке и полюбила ее, как полюбила бы дочь-сестру, которую боги пока что ей не даровали. Однако в деревенской одежде, с убранными волосами девочка казалась намного старше. Она выглядела не ребенком, но маленькой женщиной.
