-Я же просила Алекса… - Начала было она, но граф, осторожно развернув её лицом к себе, приложил указательный палец к нежным губам девушки.
-Ты же не думала, что я вот так просто сдамся и отпущу тебя? – Он запустил пальцы в мокрые распущенные волосы Мирии и нежный, почти невинный поцелуй, пообещал перерасти во что-то более осязаемое. Руки уже скользили по её телу, исследуя каждый сантиметр под халатиком возлюбленной. – Ты без белья? …И так приятно пахнешь…
Нежный шепот отчаянно возбуждал, но принцесса не хотела уступать.
-Я уже приняла ванну и собиралась ложиться спать… - Сообщила она, сама едва сдерживаясь от нахлынувшей страсти.
-Не получится…
Морис легко подхватил её на руки и отнёс в постель, где сопротивляться и возражать чему-либо уже не было смысла, да и не очень хотелось…
После столь бурного времяпрепровождения этим двоим уснуть тоже не удалось, и Морис то и дело поглаживал пальцами обнажённые грудь и живот возлюбленной, и серебристый неон, льющийся из глаз графа, освещал всё пространство спальни.
Он улыбался, Мирия же заметно грустила, словно и не было между ними той страсти, что несколько минут назад затмила и разум, и боль девушки.
-Зачем тебе это?! – Тихо спросила она, хватая за руку своего мужа, ласкающую её. – Когда она родится, то будет для тебя только скорбным напоминанием, что между мной и Тери что-то было…
Граф не переставал улыбаться.
-Ты сказала «она»? Так ты думаешь, у нас родится дочь?
Мирия заглянула Морису в глаза, дабы убедиться, в своём ли он уме.
-Да. Сын у меня уже есть…
-Но если родиться ещё один – я не расстроюсь. В детстве я всегда мечтал о брате. Думаю, Мартин будет в восторге.
-Это не твой ребёнок, Морис! – На этот раз Мирия даже повысила голос, чтобы хоть так пробудить мужа от сладкой эйфории, в которой он погряз. Но он словно не слышал её и продолжал:
-Но у нас будет девочка. – Его ладонь вновь легла на живот принцессы, глаза сосредоточенно замерли.
Тут уже сама Мирия выпала из скорбной роли, округлив в удивлении глаза.
-Откуда ты знаешь?! Когда я была беременна Мартином, ты не говорил, что…
Морис чуть смущённо улыбнулся.
-Я и тогда знал. Но не хотел лишать тебя радости, сообщить мне об этом…
Мирия рассмеялась – как же она раньше не догадалась?! Но тут же её радость в мгновение угасла.
-Это дочь Тери, Морис…
Он опять проигнорировал её слова.
-Ты уже думала над именем? Нет? Я бы остановился на «Лилианне» - мою маму так звали, но если ты против, то…
Слезы, не скрываясь, текли из глаз Мирии. Её голос задрожал.
-Морис… Я не понимаю… Почему ты прощаешь меня? Я не заслужила такого…
-Я люблю тебя, милая. – Он обнял её ослабевшие плечи и притянул к себе на грудь. Что бы не произошло между нами, я никому не позволю забрать тебя у меня… Ну, перестань плакать… Ты же не хочешь, чтобы девочка выросла плаксой? Нет? Давай лучше повторим кое-что поинтереснее, пока нам ещё можно…
3
-О, боги… - Обреченно произнес Майкл, так бывало всегда, когда чья-нибудь навязчивая мысль нарушала его относительный покой. – Я скоро вернусь…
Мы с Льюисом как раз в это время что-то очень бурно обсуждали, и лишь махнули рукой – мол, давай. Тайлер же, справляясь с законом всемирного тяготения после всего выпитого, поспешил к выходу, где за дверью его уже ждал Руэт.
- Покурим, Блондинчик? – Майкл уже доставал сигареты и зажигалку. – Извини, я слегка не в себе…
Врач молча последовал за ним на ближайший балкон, прекрасно осознавая, что слова тому не нужны. Хотя момент, кажется, был выбран не совсем удачно…
-Да нет, всё нормально. Думай дальше. – Подбодрил его Майкл. – Что там с Бенедиктом Лоя?
Руэт тяжко вздохнул. Они отошли на достаточно большое расстояние, и врач решился всё повторить вслух.
-Это случилось недавно, пару месяцев назад. – Торопливо начал он, воровато оглядываясь, словно боясь, что их могут подслушать. Хотя так оно и было. – Я разговаривал с Бенедиктом, он был здесь, не совсем здесь, но…
-Давай покороче. – Прервал его Майкл. – Ты хочешь сказать, Лоя пришёл сюда, чтобы встретиться с тобой и…
-Да. Вернее, он хотел переговорить с Алексом, но по понятным причинам этого сделать не мог. И я тоже, хотя и пытался…
-Ладно. – Тайлер трезвел на глазах. – И что за информация? Ты хорошо научился блокировать мысли…
Руэт согласно кивнул.
-Слушай…
И Майкл закрыл глаза.
***
Кисть в руках художника нанесла последний мазок, и замерла в поиске погрешностей, но их просто не было. Картина была настолько идеальной, что казалось, её создал не человек – бог, и Мастер сам невольно залюбовался своим творением, победоносно улыбаясь. Ещё один шедевр готов, и он получит за него не мало денег – в этом он уже не сомневался. Впрочем, деньги его сейчас мало волновали.
С каждым днём он получал всё большее признание, и заказчики прибывали, становясь в очередь. Весть о нём, в прошлом никому не известном художнике, казалось, облетела уже весь свет – его работа, одна из первых, тех, что они сотворили совместно с Аниэллой – Портрет обнажённой натурщицы, была признана лучшей работой года среди давно признанных мастеров, и не удивительно: столь натуралистичной казалась девушка, изображённая на ней, стыдливо прикрывающая рукой небольшую грудь, но при этом бесстыдно расставившая полусогнутые в коленях ноги… Красный фон покрывала, шёлком стекающий с кресла, лишь усиливал контраст с её нежной кожей персикового цвета, смуглая кареглазая красавица с не свойственными природе белыми волосами, манила мужчин всех возрастов – и оригинал, и картина, и сам Том Брандингтон не раз ловил себя на мысли, кто же ему больше по нраву…
Но в работе над Шедевром, отнимающей всё его время, им не раз приходилось прерываться: обнажённые прелести возлюбленной сводили художника с ума, и с каждой проработкой определённой детали, будь то округлость плеча или упругий бугорок груди, он не мог с собой справиться, его тянуло к натурщице, её молодому хрупкому телу, и они часами тратили драгоценные минуты на занятия любовью, после чего работа продолжалась…
Насыщенный энергией, Том отдавался живописи ещё с большей страстью, и Аниэлла на какое-то время переставала его волновать. В такие минуты он работал особенно усердно, но после желание возвращалось, и, благо, оно было взаимным…
Но сегодня он заканчивал работу над пейзажем: огромное море в закатных тонах, пронзённое оранжевыми лучами уходящего солнца, что бурлило по мановению его руки, выбрасывая на берег молоко белой пены, шуршащей по гладкой гальке. Жадные чайки с криком носились взад и вперёд, выискивая рыбку пожирнее. Лёгкий прибрежный ветерок раздувал его длинные тёмные волосы, собранные в хвост… Он вновь оказался там, на берегу моря, где впервые с ними это произошло – картина, принявшая реальный объём, ставшая одной из первых иллюзий, сотворённых им с помощью его диада – и одновременно возлюбленной, натурщицы Аниэллы…
