— Ты непокорная тварь, — произнес он. — Ках не творила тебя. Где ты родилась? — с этими словами он повернул ее к себе. Понятно, зачем. Но Пандав вырвалась.
— Я не лягу с тобой снова, пока ты не обещаешь мне именем Ках, что возьмешь меня с собой, — сказала она.
— Я могу взять тебя так или иначе.
— Попробуй, — ответила она. В этот жаркий миг у нее мелькнула мысль, что, хотя последствия будут хуже смерти, она могла бы отыграться на нем за все: за храм и храмовую еду, за шансарского работорговца, за волну, уничтожившую город…
— Да, — резко произнес он, ложась обратно. — Тогда иди прочь. И передай хозяйке — пусть пришлет мне другую девушку.
Пандав пожала плечами. Жаркая ярость уже покинула ее. Она подошла к ложу и скользнула на него. Когда она наклонила голову, шелк ее волос накрыл живот и бедра Эруда. Древний способ из историй и легенд, но, во имя лилий Ясмат, в этих обстоятельствах он давал надежду.
Когда он начал корчится и выгибаться дугой, она оторвалась от него.
— Обещай мне именем Ках.
— Нет, сука!
— Тогда заканчивай сам.
Он беспомощно развалился на ложе, разгневанный, но ослабевший от неудовлетворенности.
— Я прикажу им содрать с тебя кожу.
— Ты все еще можешь закончить сам.
Все в нем противилось нелепой мысли, что она победит. Она видела напряженную борьбу на его пылающем лице.
— Ты поедешь со мной в горную грязь, — прорычал он ей в лицо. — Никого на многие мили вокруг. Ты пройдешь всю дорогу пешком и будешь есть то же, что и зеебы. Если ты будешь мешать мне, я продам тебя или сброшу с утеса. Клянусь в этом именем Ках, и да услышит она мои слова. Теперь давай…
Она покорно вернулась и дала ему все, чего он хотел. Прилив его упоения, морская волна… Она купила себе возможность освобождения. Своим телом. Впервые в жизни она использовала себя так. В эту ночь сделок она окончательно осознала, какова ей цена здесь, в публичном доме Ках.
Глава 12
Поддельная магия
Застис ушла с небес на первом отрезке их пути. Этой ночью в палатке Эруд заявил, что продаст ее в первой же достаточно зажиточной деревне.
— Ты с легкостью сможешь убежать оттуда, — прибавил он.
— Куда я пойду по этой каменистой пыльной пустоши? — возразила она.
— Лучше сейчас, чем потом. Там, куда я отправляюсь, и деревни, и скалы гораздо хуже.
— Почему бы тогда просто не отпустить меня на волю? — поддразнила его Пандав. — Ты же ничего не заплатил за меня храму.
— Нет, ты еще слишком мало прошла по камням. Я поклялся Ках, что накажу тебя. И ты знаешь, что если сбежишь от меня , то моя свита быстро вернет тебя на место. Ей это понравится. А затем…
— Я обожаю тебя, — отозвалась Пандав. — И никогда от тебя не убегу.
Оба рассмеялись. Это была злая и рискованная игра, причем для Эруда риск был куда больше, чем для его рабыни. Теперь у нее была возможность перерезать ему горло в темноте и убежать до того, как поднимется крик и начнется переполох. Но, как она и говорила, вокруг лежала не слишком гостеприимная земля. Дороги здесь были пыльными тропами, а реки — тонкими мутными ручейками. Впереди уже показались горы, неподвижные бурые громады, издалека отливающие сиреневым. Пандав поменяла одно узилище на другое, но, по крайней мере, последнее находилось на открытом пространстве. Хотя вопреки своим словам Эруд, к неодобрению свиты, то и дело позволял ей сесть на зееба, долгие пешие переходы сами по себе были прекрасной тренировкой. На привалах она тоже упражнялась и иногда танцевала для жреца, однажды даже с парой горящих факелов, хотя и обнаженная — ее одежда состояла из простых и удобных повседневных вещей, не подлежащих сожжению. Эруд восхищался ею. Как истинный сын Иски, он не хвалил ее вслух, но взывал к Ках снова и снова. Несмотря на это, Пандав решила, что потеряла форму, и ее дар уходит. Ничего другого она и не ожидала, но все равно такие мысли приводили ее в ярость. Этой ночью под одеялом разразилась буря.
Перед его слугами и жителями деревень она придерживалась правил, установленных в Иске для женщин. Пандав не хотела злить жреца и к тому же, испытывая к нему снисходительную привязанность, не желала причинять ему неудобства. О свободе она не слишком-то задумывалась. Она никогда не станет свободной, приходится это признать. Возможно, рабство въелось в нее насквозь, хотя прежде она никогда не думала о себе как о рабыне. Как она сама сказала — если убежать от Эруда, то куда? Гораздо проще остаться с ним. Может быть, даже слишком просто. Но так или иначе жизнь сама подскажет ей выход. Он может продать ее или даже отпустить на свободу. Или же его увлечение продлится, она будет сопровождать его в горах и вместе с ним вернется в столицу. И тогда, несомненно, произойдет что-то, что развеет ее сомнения.
В любом случае она уже никогда вновь не окунется в истину огненного танца. Уже никогда не станет эм Ханассор.
Тщательно соблюдая диету и упражняясь, в городе она оставалась бы танцовщицей еще пять или семь безупречных лет, может быть, даже больше, если держать тело в строгости. После этого, безусловно, пришлось бы уйти в отставку. Тогда она могла бы сделаться дорогим инструктором на стадионе или, возникни желание, куртизанкой, отличающейся от святой девицы так же, как орхидея от сорняка. Однако такая жизнь ей тоже не подходила. Она могла бы предпочесть самоубийство зависти, сожалениям и утрате первенства. Правда, пока это время далеко. Очень и очень далеко.
Но ее тело, подвижное, текучее и прекрасное, уже поддалось, предало ее в глупом танце на поляне, перед распираемым страстью жрецом, который был уверен, что у нее потрясающий дар. Самое время плакать…
Поздно ночью, когда Эруд крепко заснул, она выскользнула из палатки, прошла между деревьями, сложила из камней маленький жертвенник и сожгла на нем немного масла. Один из слуг подошел, желая взглянуть, чем она занята, но, увидев, что она молится, оставил ее одну.
Она возвратила Зардуку дар, который был смыслом ее жизни, ибо еще одна неудачная попытка исполнить огненный танец могла оскорбить бога, и попросила у него что-нибудь, способное заполнить зияющую пропасть в ее душе.
Они поднимались по тропам в горы Иски. Неблагодарное занятие. Вверх и вниз, вниз и вверх, с вершин в долины, утопающие в пыли.
После того, как ушла Звезда, Эруд овладевал ею не так уж часто. Но ему нравилось, как она ухаживает за его волосами и разминает его тело в конце утомительного дня. В такие минуты он начал разговаривать с ней, в основном высказывая удовольствие от того, что она с ним. Она опускала глаза на искайский манер, пряча свое презрение. Может быть, именно в этом и был смысл данного ритуала. Если бы женщины давали понять, что они думают о своих мужчинах, то, скорее всего, мужчины убивали бы их на месте.
— Полагаю, ты веришь в магию и чудеса? — обратился Эруд к Пандав утром, когда она шла позади его зееба. Это был первый раз, когда он поинтересовался ее мнением по какому-то вопросу. Но Пандав не позволила сбить себя с толку.
