Обычная обшарпанная больница, в которой есть палаты, кровати, люди в белых халатах, пациенты, стены, высокие потолки. Неподвижность, покорность и вечность витали в воздухе этого странного больничного дома души.
Вот только это довольно странные люди.
Вот только на окнах железные решетки.
Вот только ты не можешь отсюда так просто уйти.
Меня поселили в палату к трем психам. Один из них был молодой, но у него были седые волосы и он был очень худым. Он выглядел очень надменно. Если бы вы захотели увидеть надменность, посланную Богом на землю и превратившуюся в человека, то именно в нем вы бы ее и нашли. Первая мысль, которая пришла ко мне: мистер Надменность во плоти.
Второй был старый, красный и сморщенный, как засохший помидор. Третий был грузный, с огромным животом и грустным выражением лица, с басистым голосом и приказным тоном…
Иногда просто нужно шагнуть в пропасть, и ты либо упадешь в бездну, разбившись в лепешку, либо полетишь как птица, широко расставив крылья и радуясь щекотному чувству собственного полета.
Шагнуть, зажмурившись. Приняв решение и затаив дыхание, чувствуя удары своего сердца и пульс на шее. Шагнуть, когда пути назад нет.
Я разложил свои скупые вещи, заправил кровать и решил для начала осмотреться. Шутки ли – я в психушке! В эти мгновения перевозбуждение доминировало в моем теле. Моя жизнь до этого была монотонной и скучной, а сейчас я испытывал невероятный драйв от своего приключения. Это были настоящие эмоции, и мое мышление работало на максимум. Вот уж взрыв, так взрыв!
Осмотрев свою палату, я вышел в коридор, и навстречу ко мне двигался здоровяк. Он шел уверенным шагом, перед своим лицом сжимал кулак и что-то ему, кулаку говорил. Я машинально прижался к холодной зеленой стене, чтобы он меня не задел. Внутри у меня все похолодело. Он остановился возле меня и что-то невнятно промычал. Выглядел он свирепо, и у меня вновь похолодело внутри от страха. Взгляд его совершенно безумных зрачков меня парализовал, как пьянство парализует деятельность головного мозга нормального человека… Примерно то же самое чувствует человек, когда из темноты на него бросается огромная рычащая собака: ты понимаешь, что тебе некуда бежать, и тебе остается только замереть и не двигаться, не шевелиться! Передо мной стоял совершенно невменяемый человек. Вокруг меня были больные, мне от этого становилось жутко. Здоровяк навел на меня в тот момент какой-то панический страх и осознание того, что Я В ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ КЛИНИКЕ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ!
Я быстро зашел в палату и плюхнулся на свою кровать. Скрестил руки на груди, насупился, нахмурил густые брови и стал думать.
Итак, я добился своего: меня сюда отправили; врачи, находящиеся в больнице, поверили, что я ненормальный; меня отправили в психбольницу, по сплетням в интернете, в ней жестко обращаются с пациентами, по коридору ходят невменяемые здоровяки, от которых не знаешь, чего можно ожидать. В моей палате три психа, которые явно не заинтересованы в общении со мной. Они за день произносят пять предложений и постоянно вздыхают, охают и ахают. Отлично. Но что дальше? Мне показалось бессмысленным свое пребывание здесь. Можно было бы устроить экскурсию. Какого черта я решился провести тут месяц?
Перед тем как начать свое приключение, я читал на форумах, как людей накачивают лекарствами, после которых плохо соображаешь и превращаешься в послушную амебу. Если здоровяку не давать лекарства, то он наверняка начнет все вокруг крушить.
Я попытался заговорить со своими соседями…
И мне никто не ответил. Просто тишина. Ноль внимания. Меня нет в их мире. Или их не существует, и мне это снится. Я сейчас проснусь и пойду на работу.
Я повторил вопрос. И мистер Надменность все же мне ответил, что его скоро выписывают, и он пойдет домой. Потом я узнал, что он лечится уже 5 лет, и никто его выписывать не будет, и дома у него нет.
Но тогда я поверил. И понял, что если хочешь задать вопрос психбольному и получить ответ – спроси дважды. А иногда и трижды.
Я спросил 2 раза: кто тот здоровяк. Седовласая Надменность сказал, что это Макс, и он бил свою мать. Круто! Только этого не хватало.
Потом в палату вошла сестра и рассказала мне правила. Распорядок дня. В 22 отбой. В 7 подъем. Обед по расписанию. Прием лекарств. Телевизор можно включать только вечером. Не шуметь. В палатах не есть.
Я спросил ее, когда меня примерно отсюда выпишут. Она промолчала. Тогда я спросил второй раз. Она ответила: скоро.
Скорей бы настало скоро.
Вечером всех позвали на ужин. Когда я увидел то, что лежало в тарелке, меня чуть не вырвало. Эту еду мало кто ел, и все доставали то, что им приносили родственники. Но я строго запретил приходить ко мне и как-то связываться со мной. И ко мне, черт возьми, никто не придет и ничего не принесет! Я прикинул, что не смогу есть такую еду, и был уверен, что обед с завтраком явно не будут отличаться в лучшую сторону, и нужно будет что-то придумать.
Потом все разошлись по палатам и легли на кровати. Это просто была вечность и неподвижность. Бесконечность бессмысленности. Я не привык долго лежать и вышел в коридор. Но тут же зашел обратно – по коридору шел здоровяк. Я его побаивался.
Значит, буду лежать! Я лег на бок и решил поспать. Все классно, но нужно выбираться отсюда. Месяц я тут не выдержу! Я просто потеряю это время в своей жизни. Я не просто вычеркну месяц из жизни, а проведу его бездарно. И, скорее всего, стану еще тупее. Зачем мне это нужно?
Ночью я проснулся от того, что на мою кровать кто-то бесцеремонно сел. Сначала я не понял, в чем дело, но потом вскочил на ноги с бешено бьющимся сердцем. Здоровяк!
Я включил свет и готов был с ним сражаться, но это был не здоровяк. Дядя Миша. Старый и сморщенный, как завядший помидор. Он часто путает кровати и садится, и ложится на чужие, объяснил мне басистый командный голос.
До утра я больше не смог уснуть.
Во время завтрака история повторилась, и я довольствовался чаем с хлебом и так называемым маслом. Классно, думал я. Сброшу несколько килограмм. Отличное место для диеты! Лучше не придумаешь.
Потом мне дали таблетки. Все думали, что я такой же ненормальный, как и все. Мне объяснили, как вести себя в психиатрической больнице. Когда мне объясняли, я был крайне удивлен. Мне просто сказали: молчи, соглашайся со всем, и тебя примут за больного. Вообще советовали меньше разговаривать. И не советовали бунтовать, иначе последствия могли быть весьма плачевными. И вот настал момент принятия таблеток, которого я опасался. Ибо когда я закинул их себе в рот, то уже знал, что сестра будет очень тщательно проверять, проглотил я их или нет.
Поэтому очень постарался прижать кончиком языка таблетки к нёбу прямо возле верхних зубов, чтобы они прилипли, и сделал вид, что проглотил их. Сестра начала изучать мой рот своим сварливым взглядом. И когда она почти поверила, что я их проглотил, одна таблетка упала мне на язык. Она начала на меня кричать и сказала, что если я буду с ней шутить, то она сделает мне укол. Седовласый сказал, что с ней лучше не шутить.
