Любые мои попытки вразумить женщину натыкались на стену непонимания: мол, ничего страшного, я его потом накажу. Во-первых, не накажет, а во-вторых, живые организмы очень плохо реагируют, когда между проступком и наказанием проходит большое время. Мозг не может автоматически связать одно с другим. Мозг мальчика запомнит, что ошибки совершать можно, главное, чтобы маме потом было жалко его наказывать. И рано или поздно маме будет уже поздно его наказывать.
С другой стороны сотни и сотни очень приличных, очень успешных, очень порядочных людей рассказывали мне, что в подростковом возрасте совершили достаточно серьезные проступки. И что они до сих пор с ужасом вспоминают, какую ужасную реакцию это вызвало в их семье. Они это помнят десятилетиями и не повторяют.
Любой подросток может совершить ошибку. Это не страшно. Страшно, если ошибку совершите вы, вовремя адекватно не отреагировав на ошибки своих детей просто потому, что вы устали, потому что вам некогда, потому, что пусть муж это делает или жена или потому, что у него случайно именно сегодня день рождения.
День рождения раз в году – только при хорошем поведении. При плохом поведении – день рождения раз в два года или вообще ни разу.
ЕСЛИ РЕБЕНОК СПРАШИВАЕТ, ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ ЕГО, РАССЛАБЬТЕСЬ, ЭТО НЕ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ВЫ ЕГО МАЛО ЛЮБИТЕ, ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ОН ТОЛЬКО ЧТО «НАКОСЯЧИЛ» И ПРОВЕРЯЕТ, ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ОБ ЭТОМ.
Януш Корчак и право ребенка на смерть
Давно хотел написать о Януше Корчаке – польском педагоге с еврейскими корнями, авторе замечательных книг для детей и взрослых.
В 1942 году немцы предложили ему оставить подопечных детей и не ехать с ними в концлагерь. Януш Корчак отказался и потом вместе с детьми зашел в газовую камеру.
Но сегодня не об этом. Хотя о таких вещах нужно и знать, и помнить. Корчак всю свою жизнь посвятил детям и отдал ее ради детей. Ему можно верить. Но есть в его творчестве один момент, который мало кто из педагогов и психологов понимает. В ряде советских изданий его работ этот трудный момент даже убирали, чтобы не смущать читателей. Но мне он кажется важным, и я его понимаю.
В книге «Как любить ребенка» Корчак пишет, что каждый ребенок имеет три права:
1) право на смерть,
2) право на сегодняшний день,
3) право быть тем, кто он есть.
И вот это самое право ребенка на смерть многих смущает. Как это так? Какое такое право на смерть имеет ребенок?
Януш Корчак объясняет, что избыточная забота о здоровье и жизни ребенка, отсутствие у него права быть самим собой, быть живым, лишает его самой жизни: дверь – прищемит палец, косточка – подавишься, палочка – глаз выколет, нож – порежешься, руку сломаешь, машина задавит, собака укусит. «В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы отбираем ребенка у жизни; оберегая от смерти, мы не даем ему жить».
Я с чувством глубокой благодарности вспоминаю своих мудрых родителей, которые никогда не мешали нам с братом расти так, как нам удобно. Мы часто ездили семьей в лес, и я пятилетним мальчиком мог залезть на вершину 30-метровой ели или кедра и с самой макушки рассматривать бесконечный уральский лес. Мне никто не запрещал. Мог ли я упасть? Да – мог. И мои родители оставляли мне это право на мою смерть.
Надеюсь, что и я немного научился у них этой мудрости. Моя младшая дочь много лет ходила на ипподром. Бывают ли там несчастные случаи? Постоянно. Бывают ли совсем несчастные случаи? Бывают. Я думал об этом? Да. Мне хотелось запретить ей туда ходить? Да, хотелось. Но я не сделал этого, потому что уже в шесть лет это было ее право, ее выбор, ее жизнь, и мне казалось, что я не имею права лишать дочь ее жизни только ради того, чтобы мне было спокойно.
Именно об этих простых и понятных вещах и пишет Януш Корчак, когда говорит о праве ребенка на смерть. И в этом нет ничего страшного, потому что, на самом деле, он таким образом просто говорит о праве ребенка на жизнь.
ЕСЛИ БЫ ВЫ, КАК Я, ЗНАЛИ, КАК МНОГО ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ СПЯТ СО СВОИМИ ДЕТСКИМИ ИГРУШКАМИ, ВЫ БЫ ЛУЧШЕ ОТНОСИЛИСЬ К ЛЮДЯМ.
Границы дозволенного
Родители пишут мне, что знают, что подростки ищут и тестируют границы дозволенного поведения, а некоторые совершают запрещенные или опасные поступки, и спрашивают: есть ли средство помочь им расти в доверии и пройти подростковый период, не совершая рискованных поступков?
Я отвечу так: пройти подростковый возраст, не совершая рискованных поступков, нельзя, но вот помочь его пройти можно. И я думаю, что это можно сделать лучше, чем это делают даже сейчас во многих примитивных племенах. Там, зная, что мальчикам нужно для определения своей мужественности обязательно пройти через некие опасные испытания и не желая пускать этот процесс на самотек (там тоже, видимо, есть заботливые родители), они выбирают высокую пальму, собирают всех мальчиков-подростков, привязывают к верхушке пальмы длинную веревку, за другой конец привязывают за ноги подростка и вниз головой сбрасывают его с вершины пальмы. Веревка натягивается перед самой землей. Периодически веревка рвется. Все мальчики это знают. Часть мальчиков погибает. Но не все.
Вам это ничего не напоминает? Да, это прообраз современной тарзанки. Когда я учился в 8-м классе школы номер 9 города Перми, учитель географии однажды чуть не получила сердечный приступ, когда обнаружила, что мы – мальчики, повадились ходить по узкому карнизу на четвертом этаже из одного окна в другое. Она заходит в класс, а тут в окно вхожу я. Скандал.
Что сделали наши родители? Они срочно собрали штаб, выяснили, кто из родителей близок к туризму, альпинизму и спелеологии, и быстро организовали нас в походы по горам, пещерам и рекам.
Удовольствие для нас было максимальное, а риск минимальный. Самые светлые воспоминания об этом периоде.
Поэтому совсем без риска нельзя, а помочь его минимизировать можно. Все в горы. Остальные в пещеры.
Сумасшедший дом
Бабушка пришла навестить внучку в краевой психиатрической больнице.
Внучка довыпендривалась – попала в психиатрическое отделение. Дома привыкла за много лет крутить бабушку и маму вокруг пальца, не учиться, шантажировать, совершать демонстративные псевдосуицидальные попытки.
– Как ты? – спрашивает ее бабушка.
– Хорошо, – отвечает вменяемая, адекватная, свежевлюбленная в бабушку внучка.
– Мне все хорошо объяснили: ведешь себя хорошо – хорошая палата, прогулки, свидания, ведешь себя плохо – палата для буйных, полный контроль и режим.
– И что? – спрашивает бабушка.
– Веду себя хорошо. Я дура, что ли? – отвечает стремительно помудревшая внучка.
И вот вы думаете, что мы в больнице лекарствами лечим? Нет! Просто сумасшедший дом в России – это последнее место, где к людям нормально относятся.
