Наконец, маг обернулся. Между двумя пальцами зажата длинная мензурка с цветной жидкостью. Жидкость переливается всеми цветами радуги и искрится, как перламутр в раковине моллюска.
– Отойдите, – важно произнес маг, и я отшагнула, хотя я особо не мешала. – Сейчас вы увидите настоящую магию. Не то, что какое-то ведовство. Только маг, колдун или волшебник способен творить что-то из ничего.
Я хмыкнула, но промолчала. Зато Герман пробормотал тихо, чтобы волшебник не услышал, но я прекрасно разобрала:
– Гонора у этого господина, хоть отбавляй.
– Я бы могла рассказать ему про деревья, растения, метлы и все, что пережила за эти сутки, – так же тихо проговорила, я кривясь.
– Так скажите, – предложил призрак, косясь на мага, который занят и на нас не смотрит. – Он бы удивился.
Я вздохнула и проговорила:
– Хотелось бы. Но он единственный, кто способен выпустить меня из Лимба. Лучше держать язык за зубами.
Эмрис остановился в середине дома и начертил перед собой крест в пыли. Затем вскинул руки и стал что-то бубнить. Когда жидкость в склянке заблестела ярче и стала похожа на расплавленный космос, в дверь что-то громко бухнуло. Раздался звериный рык и вой.
– Ведьма-а! – послышалось снаружи. – Я достану тебя!
Я вздрогнула, остальные испуганно заозирались, маг даже выставил ладонь, словно пытается отгородиться невидимой стеной.
Потом взгляды Эмриса и Германа остановились на мне, я медленно проговорила, чувствуя, как холодеют кончики пальцев:
– Это оборотень.
– Неужели… – изумился маг, нисколько не смущенный, что в его дверь ломится чудовище, – тот самый? Белый оборотень? Легендарный зверь Бретани?
– Да-да, он самый, – нервно сказала я, косясь на створку. – Огромный, злой, белый оборотень.
Эмрис округлил глаза.
– Но как? – спросил он тоном профессора, который пытается разобраться в устройстве львиного прайда, пока его уносят от стаи голодных зверей.
– Да не знаю я, – еще больше раздражаясь ответила я. – Каким-то образом ему удалось пробраться на эту сторону, а уж выследить меня труда не составило. Следов наоставляла на жизнь вперед.
– Но… – начал маг.
Дверь содрогнулась от нового удара, я со страху вцепилась в края шляпы и затараторила:
– Эмрис, маг, миленький, поторопись, а? Эта зверина места живого ни на ком не оставит. На мне точно. Я ему «волчьего сна» в чай подсыпала. Он очень, очень недоволен.
Старец покосился на меня, во взгляде удивление и одобрение. Потом покачал головой и вновь вернулся к заклинанию.
Пока гадала, успею ли выбраться прежде, чем зверина ворвется и разнесет тут все в прах, осторожно приблизился Герман. Походка неуверенная, как у школьника, которого вызвали к доске. Остановившись в метре от меня, он глянул на содрогающуюся от ударов дверь и замялся.
– А можно, – спросил призрак, – мне оставить себе янтарный шарик? Когда вы уйдете, мне и поговорить будет не с кем. Маг жуткий.
Я вытаращилась на него.
– Что значит, «когда уйдете»? – выдохнула я. – Ты идешь со мной. Забыл?
Мертвец еще сильнее замялся, взгляд забегал, он стал ковырять носком пол.
С улицы донеслось взбешенное рычание. Зачарованная дверь не поддается натиску оборотня, только скрипит и сыпет щепки. Но если зверь продолжит в той же манере, рухнет, а что потом снова окажется на петлях, мне уже не поможет.
Загремела бочка, послышался шорох лиан и скрежет колючек. Затем взревел оборотень, что-то грохнулось. Завязалась драка. Растение у входа, словно услышало мои мысли и напало на обидчика. Из-за стены послышались хруст стеблей, волчье рычание, визг, шипение и все, что может издаваться в звериной драке.
Я повернулась к Герману, радуясь, что можно выиграть еще несколько минут. Тот все еще сконфуженно таращится в пол. На бледном лице даже подобие румянца выступило.
Он пригладил волосы ладонью и проговорил натянуто:
– Понимаете, я не уверен, что мне стоит идти с вами.
– Почему это? – удивилась я.
Щеки призрака покраснели еще сильней.
– Ну? – поторопила я, чувствуя, что начинаю раздражаться.
Герман нервно сглотнул.
– Дело в том, – произнес он, – что рядом с вами я чувствую себя неловко.
– Неловко?
– Да, – кивнул он. – Потряхивать начинает, голос пропадает, во рту пересыхает.
Краем глаза увидела, как маг снова покосился на меня. В этот раз с нескрываемой насмешкой, мол, говорил же, что от ведьм не жди ничего хорошего. Его пальцы затрепетали, борода взвилась и шевелится, как змея. Подол мантии развевается, глаза сверкают, словно волшебник свободен от Лимба.
– Значит так, – резко сказала я, снова повернувшись к Герману. – Все просто. Ты влюбился. Но это ерунда, по сравнению с тем, что творится за дверью. И тебе очень не понравится, когда оборотень сюда ворвется.
– Влюб-бился? – вытаращившись пробормотал призрак.
– Скорее всего, – согласилась я, кривясь. – Но это пройдет. У моего мужа прошло. И сейчас не до этого.
– Вы так легко об этом говорите… – пробормотал мертвец.
Я бросила:
– Приходится. Об этом потом. Возможно, мага все же стоит забрать с собой. Что думаешь?
Герман отшатнулся.
– Я?
– А тут есть еще призраки? – спросила я. – Забрать его можно, но что потом делать. Привидение пристроить куда легче, чем восьмисотлетнего старика.
– Восьмисот?.. – запинаясь, пробормотал Герман. – Почему восьмисот?
Я потерла лоб, прислушиваясь к грохоту на улице и бормотанию мага в центре комнаты, потом сказала:
– Ему должно быть около того. Хоть и назвался Эмрисом, но история его слишком похожа на легенды об одном очень известном волшебнике. Звали его чуть иначе. Но это, определенно, должен быть он.
– О ком речь? – не понял призрак.
– А ты поройся в памяти.
Герман пару мгновений шевелил бровями, то пунцовея, то бледнея, особенно когда поднимал взгляд на меня. Когда оборотень за дверью зарычал слишком громко, а в дверь шарахнуло с такой силой, что посыпались опилки с потолка, глаза призрака округлились.
– Вы хотите сказать это Мэ…
– Возможно, – оборвала я его. – И может когда-нибудь придется за ним вернуться. Но сейчас надо с собой разобраться.
– Но как? – изумился Герман, немного остыв от прилива чувств. – Если сюда ворвется оборотень… За кем возвращаться?
Холодная струйка прокатилась по спине.
Я подбежала к магу и открыла рот, чтобы предупредить, но он взмахнул руками и плеснул радужную жидкость на крест перед собой.
