Примерно через пол часа туман стал на столько редким, что увидела свои ноги. Оказалось, все это время они ступали по туману, куда более плотному и упругому, который напоминает снежные холмы, но с легкой дымкой у самой поверхности. И пружинит, как одеяло.
Ощущение близкого выхода погнало вперед, и я едва не побежала. Остановило лишь чувство осторожности.
– Подождите меня, – раздалось сзади.
Когда завеса превратилась во что-то вроде белой органзы, я нехотя остановилась дожидаться мертвеца, которого по доброте душевной потащила с сбой.
Заживающий нос холодной температуре обрадовался, на морозе все быстрей заживает. Но внутри засвербело. Глаза заслезились, я сдерживалась как могла, пока щекотание не стало невыносимым.
Зажмурившись, громко чихнула. Вокруг пронеслось громкое эхо и разлетелось сотнями повторов в стороны. Осторожно вытерев перебитый нос, я открыла глаза и застыла с открытым ртом.
Глава 18
Туман расступился, внизу раскинулись белоснежные кудри облаков. Воздушные клубы, как куски ваты, медленно перекатываются друг черед друга, и небо на их фоне кажется концентрированно голубым. Такой насыщенный цвет я видела лишь однажды в стакане с коктейлем Наташи с громким названием «блю-курасиу». Этот самый «блю» растекся по небесам ровным слоем.
Сверху тоже облака, только отдельными островками, но такие пышные, что кажется, в небе кто-то разбросал куски дрожжевого теста. Горизонт заполнен убегающей вдаль пушистой рябью, которая в лучах холодного солнца и концентрированной синевы сама отливает индиго.
Вокруг мертвая тишина. Если в Преддевериях Ада и Лимбе слышались шорохи, крики птиц и завывание ветра, то здесь аж в ушах звенит. Слышно, как стучит сердце, как раскрываются легкие, даже как кровь носится по венам.
– Очуметь… – вырвалось у меня.
Герман слева тоже застыл с открытым ртом, но когда заругалась, недовольно покашлял и произнес:
– Не стоит девушкам выражаться в подобной манере.
Я даже оборачиваться не стала, буркнула:
– Будут еще всякие мертвецы меня учить. Может, конечно, тут и есть годные покойники, вроде Аристотеля или Демокрита, но мне пока встречались лишь оборотни-прелюбодеи и маразматические маги.
– И все-таки… – проговорил Герман.
– Да не будь ты занудой, – отозвалась я, скривившись. – Посмотри, какая красота. Облака на свежий зефир похожи. Не тот, который продают в магазинах. Он гадкий, приторный и непонятно из чего. Я про настоящий говорю. Который на агар-агаре.
Призрак почесал стриженую макушку. По молчанию догадалась, об агар-агаре не слышал, но чтобы не выглядеть в моих глазах невежей, делает вид, что задумался. Причем о чем-то, совсем не связанном со сладостями.
Я подышала на ладони, изо рта вывалился клубок пара. Частицы быстро замерзли, и искрящимися пылинками опустись в облака под ногами. Солнце, вроде, близко, но какое-то маленькое, колючее и совсем не греет.
Гигантские куски ваты под нами растянулись на сотни километров. Хотя кажется, до вон той пушистой кучи рукой подать, как в горах, когда холм в зоне видимости, но топать до него пару суток.
Нос замерз, кончика почти не чувствую. Пальцы тоже хватает, пришлось спрятать подмышками. Шляпа открыла еще одно свойство, и отлично греет голову, платье тоже в очередной раз проявило чудеса термоизоляции.
– Что ж это за морозилка такая, – пробурчала я под нос.
Герман проверил носком прочность облака перед собой. От тыканья дымчатая поверхность вспучилась, разлетевшись в стороны белыми всполохами.
– Не знаю, – произнес мертвец с досадой и спустился на облачко пониже. – Я не особо заметил перепада температуры. Но смею заметить, здесь куда спокойней, чем в Лимбе. И считаю своим долгом выразить благодарность за своевременное вызволение меня оттуда.
Показалось, призрак издевается – слишком уж высокопарная манера, словно в Германе просыпается дух старых эпох или, как пишут в восточных трактатах, вспоминаются прошлые жизни.
На секунду стало тревожно, в голове мелькнули подозрения, что в прошлом умерший сосед мог быть кем угодно, от короля, до маньяка.
Покосившись на него, пару секунд изучала, прикидывала, чем можно огреть бестелесного мертвеца в случае атаки. Но тот спокоен, голова приподнята, а щеки аристократически ввалились.
Я вздохнула и осторожно полезла следом, пока Герман довольно косился на меня, мол, вот я какой, защитник и первооткрыватель. Невольно ощутила, как уголки губ растянулись – не тянет он ни на второго, ни на первого.
– Да не за что, – сообщила я, шмыгая носом, который от холода почему-то потек. – Не принимай на личный счет. Просто не хотела оставлять соседа в таком месте.
Плечи призрака сразу осели, он печально вздохнул и чуть ускорил шаг. Выглядело забавно, потому, что облака под ним пружинят и мертвяцкое тело подпрыгивает, как у батутиста-самоучки.
– Можно было не уточнять. – бросил он через плечо, когда удалился на несколько шагов.
– Ну как же? – удивилась я. – Сейчас не скажу, а потом окажется, что не так понял. И будет конфуз или чего хуже. Это как с мусором.
Призрак даже чуть замедлился, голова повернулась, обозначив почти английский профиль.
– С мусором? – не понял он.
– Да, – проговорила я, все еще оставаясь у него за спиной потому, что он легче и движется быстрей, даже если не спешит. – Когда просишь мужчину вынести мусор, нужно обязательно уточнять, что вынести его нужно сейчас, а не завтра или на следующей неделе.
– Почему это вдруг?
– Потому, что когда просишь просто вынести, слышишь в ответ «ага», а потом, когда пакет простоит неделю, и начинаешь ругаться, отвечают «я сказал, вынесу, но не говорил, когда». Или через неделю все же выносит, когда кухня пропахла тухлой рыбой, но он гордо заявляет «ну я же вынес».
Герман повел плечами и произнес:
– Какой у вас неприятный опыт.
– Что поделать, – отозвалась я.
Молча, преодолели еще несколько облачных холмиков. Солнце теперь слева. Хоть и не слепит, но бело-голубые облака слишком яркие для живого глаза. Приходится щуриться и натягивать край шляпы на лоб.
Пройдя еще минут пятнадцать, Герман замер передо мной. Спина выпрямилась, руки растопырились, словно встал на футбольные ворота.
Я осторожно обошла его и застыла в таком же положении.
– Вот это да! – только и смогла сказать я.
Призрак вылупил глаза и восторженно уставился вперед.
– Невероятно!
Мы оказались на самом краю пушистого обрыва, за которым разверзлось нечто вроде каньона. Облачного каньона невообразимых размеров.
От края, на котором мы с Германом раскрыли рты, до другой стороны не меньше сотни километров, но видимость хорошая. Я порылась в памяти, пытаясь сопоставить законы физики и биологии, но спустя минуту усилий плюнула. Я помнила, что у земли горизонт округлый, но здесь прямой и окутанный исполинскими облаками.
