– Но я звала! – возмутилась я.
Подбородок ангела поднялся, во взгляде мелькнуло оскорбление.
– Значит, – произнес он, – его звала, а меня нет?
Я даже отшатнулась, продолжая обнимать его за шею, и сказала:
– Что значит «нет»? Разве ты не по призыву сейчас явился?
Он покачал головой.
– Никакого призыва не слышал. Прибыл сюда из-за беспорядков на поезде, а когда увидел, как фигурка в остроконечной шляпе несется вниз, все понял.
– То есть, ты тоже не почувствовал призыва? – спросила я.
Кафриэль не ответил. Некоторое время летели молча. Я поглядывала по сторонам на расстилающиеся кудри облаков, на белую бездну далеко внизу. Украдкой смотрела на идеальное ангельское лицо и довольную физиономию Германа, который трепыхается, как флаг, уцепившись за ногу в белой штанине.
– Одно из двух, – проговорила я тихо, но Кафриэль услышал.
– Что? – спросил он.
– Либо вы все все безбожно врете, либо действительно по какой-то причине оглохли.
– Ангелы не врут, – значительно заявил Кафриэль и повернул в сторону солнца.
Подумала, меня, наконец, доставят на эту громогласную инициацию, но, судя, по неспешному размаху крыльев Кафриэля, спускаться на землю он не спешит. И есть подозрение, что земля в этом мире понятие эфемерное. К тому же, ангел непривычно немногословен.
– А куда мы? – спросила я его прямо в ухо.
Крылатый дернул головой, словно прикоснулась ледяной рукой к щеке.
– На небольшую экскурсию, – проговорил он. – Хочу показать тебе красоту белого света. Белого, в прямом смысле. Ты ведь успела заметить, какое тут все чистое и свежее?
Я поежилась и кивнула.
– Угу. Успела. Так успела, что чуть не околела от холода.
– Не сердись, юная нарожденная. В Раю прохладно. Так всегда было. К тому же, это полезно для душ.
– Прохладно? – взвинтилась я, едва не выпрыгнув из рук ангела. – Да тут дубак, каких поискать! И, между прочим, Асмодей говорил, что экскурсии проводить некогда. Даже по Аду меня водить не стал.
От очередного упоминания о демоне, Кафриэль скривился, на идеальном носу появились морщинки. Холодные лучи солнца переливаются в его коротко остриженных волосах, и, кажется, отсвечивают над головой эффектом, вроде гало.
– Асмодей много чего говорит, – важным тоном сообщил ангел. – Но слушать стоит только собственную интуицию. Внутренний глас.
Я закивала.
– Ага, это он тоже говорил. Говорил «верь чутью».
Ангел скривился еще больше, и некоторое время летел с таким лицом. Даже подумала, что у него случился нервный тик, и пора тыкать в него булавкой. Не знаю, помогает ли это при нервном тике, но если верить все тем же курсам самообороны, против судорог очень эффективно.
Булавка не потребовалась, тем более, ее все равно нет. Кафриэль закатил глаза и вздохнул с таким видом, словно он звезда с обложки глянцевого журнала, а его просят в качестве благотворительности провести показ на школьном вечере. Затем похлопал ресницами и пошел на снижение.
Думала, сейчас пронзим облака и окажемся где-нибудь над Тихим океаном. Но пролетев еще минут, пять мы приземлились, точнее «приоблачились» на подушку белых кудрей.
Кафриэль бережно поставил меня и сделал два шага назад, осматривая, как только что вылепленную скульптуру. Если бы на его месте был Асмодей, внутри бы все вспыхнуло и закипело. Но от взгляда ангела возникло ощущение, что я, и правда, творение искусства, прекрасное и уникальное.
Герман, несколько секунд назад, с довольным лицом выдыхал и радовался относительно твердой почве под ногами. Но когда заметил, как ангел на меня смотрит, потемнел и напрягся. Захотелось улыбнуться, но, видимо, получился оскал – мертвец насупился и отвернулся.
Далеко слева серебрится длинная полоска, словно на облака надели платиновую корону. Если понятие горизонта тут отсутствует, то эта сверкающая линия вполне могла бы за него сойти. Над полоской белесое зарево. Такое бывает, если в темноте с обратной стороны подсветить игрушку, и она сразу становится сияющей.
– Показать все владения я, естественно, не могу, – сказал ангел важно и убрал крылья. Они каким-то чудесным образом сложились и исчезли за спиной. – Но немного прояснить картинку вполне в состоянии.
Я расправила подол юбки, потрогала несчастный нос, о котором успела забыть, затем провела пальцами по борту остроконечной шляпы. Шляпа, как верная подруга, крепко сидит на голове и старательно греет макушку. Мою умную макушку с отросшими корнями. Их покрасила всего на прошлой неделе, а в поезде увидела, что прическа в катастрофическом состоянии.
Снова вспомнила бывшего мужа. Он заявлял, что любит блондинок, а я, как на зло, жгучая брюнетка с волосами цвета вороного крыла. Я была его второй женой. Первую он оставил ради меня. Поэтому приходилось красить волосы самыми сильными осветлителями, пока стилисты говорили: «наверное, сама преисподняя подарил вам этот пигмент». Даже после осветления приходилось наносить еще тон, чтоб не выглядеть желтым цыпленком. А потом муж исчез.
Я вздохнула и пошерудила носком в облаке. От него оторвался маленький клочок и медленно поплыл по воздуху. Я провожала его взглядом до тех пор, пока он не оказался на одном уровне с солнцем. Глаза заслезились от света, пришлось сощуриться и сосредоточиться на спине Кафриэля, первом, что попалось на глаза.
– Удивительно, как такие огромные крылья можно спрятать под костюмом, – проговорила я.
– Ты еще многому удивишься, – произнес ангел и двинулся по направлению к серебристой полосе.
– Да? – переспросила я. – Например тому, что местные мертвецы тоже не любят живых?
– Почему тоже? – не понял ангел.
– Потому, что в Преддвериях Ада живых действительно не жалуют. Но мне одно не ясно. Ад ладно, там жарко, воды не дают. Но тут им чего неймется?
Ангел покосился на меня через плечо, показалось, раздумывает, отвечать или нет. Потом все же произнес:
– Посвящать во все, не имею права. Скажу лишь, что им не приятно, что сюда кто-то попал без труда.
– Ничего себе, без труда! – выдохнула я. – Очень даже с трудом. Еще с каким. В общем, понятно. На живых плевать только в Лимбе.
Кафриэль не ответил и двинулся дальше. Мы с Германом поспешили следом, хотя мертвец фыркал и кривил лицо, словно жует лимон. Он пару раз странно косился мне за спину и, кажется, порывался что-то сказать, но в последний момент то ли стеснялся, то ли начинал сомневаться в собственном зрении, моргал и щурился.
Преодолев расстояние, как мне показалось в километр, увидела, что впереди не просто серебристая полоска, а настоящая стена из какого-то драгоценного металла. Он непременно драгоценный, потому, что так сиять может только платина, серебро и не знаю, что там еще бывает.
