Из-под локтей высунулись прозрачные ладони легли мне прямо на грудь. Долго они там не задержались – прошли насквозь через грудную клетку, но я взбесилась.
– Ты что себе позволяешь! – заорала я, вытаскивая ногу из дыры. – Будешь мертвячек своих лапать! Разошелся, Спиноза!
– Я же помочь хотел, – промямлил он.
– Знаю, чего ты там хотел! – не унималась я, глядя через плечо. – Не смей больше руки распускать, эфир недоделанный! Иначе я тебя пылесосом втяну!
Призрак, от природы стеснительный и не пробивной, втянул голову, даже как-то меньше стал.
Гнев быстро прошел, но для проформы сделала вид, что оскорблена до глубины души, и не смотрела на него, пока не перебрались на другую строну.
К моему облегчению, вторая половина моста оказалась значительно лучше. На месте дыр грубые доски крест-накрест, перила оплетены двойной веревкой.
Когда ботинки коснулись твердой земли, я облегченно выдохнула. – Пускай тут и темно, зато не качает.
Мост привел к обрыву, из-за чего казалось, что уходит в темноту. Очутившись прямо под земляной стеной, мы долго на ощупь ползали по песку и пытались найти, где подняться. Точнее я искала, а Герман летел следом и тяжело вздыхал.
Наконец, ноги наткнулись на тропу, узенькую и разбитую. Через пару минут она вывела на относительно ровное пространство, откуда видна вся деревня с черными домиками, огнями в окнах и кострищах во дворах.
Перед деревней широкое поле, усеянная темными шарами, по краям две неподвижные фигуры с растопыренными руками.
Пройдя немного вперед, поняла – это тыквы. Огромное тыквенное поле с двумя чучелами, каких рисуют в детских книжках, с большой соломенной головой и ведром сверху.
Чуть дальше пасека. Я насчитала двадцать ульев, что значит, люди здесь если не профессиональные пчеловоды, но медом занимаются серьезно.
– Ворошить такие места не стоит, – зачем-то произнес Герман.
– Никто и не собирался, – отозвалась я.
Призрак продолжил, словно не услышал меня:
– Пчелы создания коллективные, своих в обиду не дадут. А потом догонят, и еще раз… не дадут. Но сейчас ночь, насекомые спят.
– Только недоделанные ведьмы с призраками шляются где ни попадя, – буркнула я.
Мы прошли через тыквенное поле и желто-голубые пчелиные домики. Сразу за ними начинается деревня, не большая, минут за пятнадцать можно всю обойти. Зато дома добротные, высокие с деревянными наличниками, черепичными крышам и коньками, какими раньше в средней полосе жилье украшали. Но, учитывая скорость наступления ночи и горы поблизости, это точно не средняя полоса.
За каждым домом темнеют сараи и строения, из которых доносится кудахтанье и блеяние. Те самые, которые слышала у моста.
– Сумасшедшие звери, – буркнула я. – Чего им ночью не спится?
– А нам чего не спится? – в ответ спросил призрак.
– У нас дела, – ответила я и повертела головой. – Надо выбрать подходящий домик, постучаться. Да так, чтобы не напугать хозяев. Не знаю, как тут, но у нас, если кто-то ночью тарабанит в дверь – вызывают полицию.
Внимание привлекла изба. Настоящая, даже в темноте видно, что сложена из бревен, но стоит на двух сваях, словно спасается от весеннего половодья. Это показалось странным, потому, что дома если и ставят на опоры, то, как минимум на четыре, для устойчивости.
Вокруг заборчик, реденький, на кольях парные синеватые огоньки в темных сферах. На крыше в свете месяца вместо конька силуэты пересеченных голов, толи лошадиных, толи драконьих.
В отличие от остальных домов, у этого нет скотного двора. Только небольшая конюшня, из которой доносится фырканье, и колодец возле огорода. Огород опознала по все тем же тыквам и здоровенным листьям кабачков, слева от него несколько рядков ульев, откуда даже сейчас доносится гудение. У крыльца две палки, между ними на веревке болтаются простыни.
– То, что нужно, – сказала я и осторожно пошла к дому.
Герман не понял манипуляции, но послушно последовал за мной.
Оказавшись возле простыней, я с довольным видом потянула одну на себя. Веревки тихонько зазвенели, а мертвец опасливо заметил:
– В приличном обществе, Варвара, это называется воровством.
Я, наконец, сдернула простынь и быстро обмотала вокруг себя на манер полотенца.
– Не могу же я предстать перед людьми в нижнем белье, – сообщила я деловито. – Они поймут, когда все объясню. А простынь верну.
– Вы объясните им, что упали с неба, и поэтому ваше платье исчезло? – спросил Герман.
Я затолкала уголок простыни за край и проворчала:
– Нет. Но что-нибудь придумаю.
Справа что-то заворочалось, раздался глухой рык. Я медленно повернула голову и увидела два бешенных глаза в темноте, здоровенные клыки и белые уши торчком.
В пылу заматывания простыней, не заметила здоровенной будки справа от крыльца. Пока мы с призраком обсуждали моральную сторону процесса, собака вылезла и наблюдала, оценивала ситуацию. А теперь сверкает глазами и брызжет слюной в желании вцепиться в мягкое место.
Я дернулась в сторону, в попытке убежать, но зверь опередил – оказался передо мной прежде, чем успела сказать «мама».
– Хорошая собачка, – проблеяла я, но собачка еще сильней оскалилась и залаяла.
Герман ее не заинтересовал потому, что когда призрак замахнулся на нее, та даже ухом не повела.
– Может ей команду какую-то дать? – предположил он буднично.
Я нервно сглотнула и сказала, не сводя взгляда с рычащей морды:
– У меня как-то больше с кошками получается.
В доме послышалась возня, затем раздались шаги. Дверь распахнулась. На пороге в тусклом свете свечи возник всклоченный старик. Он целился в меня из ружья.
Глава 22
Я оцепенела, только руки медленно поднялись над головой. Дед скривил физиономию и сурово смотрит. Седые волосы короткие и всклоченные, словно не мыл их неделю. Лицо сухое и в морщинах, даже в темноте видно шрам на лбу. Облачен в старый сюртук и штаны.
Двустволка вытаращилась на меня парой черных отверстий. Никогда прежде не приходилось быть на прицеле, ощущение беспомощности и обреченности поползло из живота, колени подкосились. Лишь усилием воли не дала себе рухнуть в пыль.
Из избы пахнуло свежим хлебом и пирогами, в груди шевельнулась надежда, но тут же потухла, когда зарычала собака. Псина все еще держится рядом и скалит пасть, готовая кинуться в любую секунду, едва хозяин прикажет.
Дед шагнул на крыльцо и поправил приклад.
– Воровка пожаловала, – проговорил он старческим голосом. – Ишь какая. Молодец, Полкан, поймал расхитительницу. Отработал кость с мясом.
