Герман с обреченным видом отплыл от окна. Пальцы пригладили взъерошенную шевелюру, он проговорил расстроено:
– Именно это я и пытался сообщить. Там три человека. У одного керосиновая лампа, у другого ружье. Тот, что впереди всех – без ничего. Но лицо мне не нравится.
Ведьма строго зыркнула на призрака, тот вжал голову в плечи и шмыгнул мне за спину.
– Надо было настырней пытаться, – процедила она.
– Так я ж… – начал оправдываться Герман, но старуха резко махнула рукой.
– Молчи уж, – сказала она. Затем прокричала: – Какую нечисть средь ночи сюда занесло?
За дверью зашуршало, послышались приглушенные голоса. Если верить Герману, на пороге стоят три здоровенных лба, но врываться в избу не решаются. У одного даже ружье. Значит, ведьму не просто боятся, а очень боятся.
После минутного совещания из-за двери раздалось:
– Там у сыровара корова подыхает. Единственная кормилица. Если издохнет – семья по миру пойдет.
– А я причем? – гаркнула ведьма.
– Удержи ее, – попросил тот же голос. – Всем известно, ты можешь.
Ведьма скривилась и бросила:
– Я вам не лекарша.
– Заговори, – взмолились за дверью. – До конца жизни молоком и сыром снабжать будут.
Брови старухи задумчиво сдвинулись, она причмокнула губами, словно пробовала сказанное на вкус. Волосы перестали шевелиться и теперь спокойными прядями лежат на плечах.
Она вдруг резко обернулась ко мне и схватила за руку. Я вздрогнула и хотела выдернуть, но цепкие пальцы старой ведьмы впились в кожу. Глаза сверкнули изумрудным блеском, в них мелькнуло то ли безумие, то ли участие.
– Ежели тебя тут увидят, – проговорила она на одном дыхании, – беды не оберемся. Мне-то без разницы, я и так наполовину… там. А ты обряд не прошла. Хватай мою метлу и вылетай в дымоход. Но только клони полет сразу за дом, чтоб у крыльца тебя было не видать. А коли по кругу пойдешь, держи курс на ущелье, где река течет. Тебе на ту сторону гор надо. В долину. Там ищи трех главных ведьм.
Когда услышало, что снова придется управлять метлой, к тому же чужой – меня затрясло, от осознания, что снова придется куда-то нестись, в груди ухнуло.
– А вы? – спросила я нервно.
– Чего я? Я старая, на метле неудобно. В ступке полетаю.
– С-спасибо, – произнесла я заикаясь.
Ведьма отмахнулась.
– Не благодари. Ты пока дитя. Детей надо защищать. Любых.
Я захлопала ресницами, не зная, что говорить, когда просят не благодарить. В дверь снова затарабанили. В этот раз настойчивей.
– Да погодите вы! – заорала ведьма. – Не одетая я! Хотите зреть голую струшенцию?
За дверью послышалось дружное «нет». Ведьма с удивительной для такого возраста проворностью спрыгнула со стула и прошаркала к сундуку. Крышка со скрипом открылась, ведьма наклонилась и несколько секунд там ковырялась. Затем с победным кряхтением выпрямилась и резко развернулась.
В руках короткое черное платье с отрезной юбкой-солнцем. Рукава длинные, зато вырез – срамота одна. Глубокий, с перемычкой из черных камешков.
– Надевай, милыя, – сказала ведьма и бросила мне платье. Оно послушно пересекло избу и легло передо мной на стол. – Негоже такой красавице в простыне ходить. Это платье заставило Асмодея рога полировать и даже цветы дарить. А демоны, заешь ли, этим не славятся.
Я с опаской покосилась на фривольное платье.
– В таком наряде, перед Асмодеем щеголять, – прошептала я, – У него слюни до колен отвиснут.
– Пускай отвиснут, – хмыкнула старуха. – Но в простыни совсем непотребно ходить.
Как каторжница, я поднялась из-за стола. Герман пялится на меня прозрачными глазами. В них смущение и ожидание. Пришлось пальцем приказать ему, чтобы отвернулся и не глазел на бесплатный стриптиз.
Призрак досадно вздохнул и развернулся лицом к очагу. Убедившись, что не подсматривает, я бросила короткий взгляд на деда. Тот до сих пор с головой накрыт одеялом и, видимо, в ближайшее время вылезать не планирует.
С неохотой размотав с себя простынь, под молчаливым контролем старой ведьмы, я влезла в платье. Материал мягкий, приятный к телу. Даже шелк ему уступает.
Но вырез оказался глубже, чем предполагала. Кричаще вульгарный, а перемычка между краями сдавливает грудь, и она выглядит как у томных красавиц из фильмов, что ходили в кринолиновых платьях.
Зато старуха одобрительно закивала и ухмыльнулась, словно сама облачилась во фривольный наряд и сейчас пойдет соблазнять демонов. Затем она прошлась в угол, цапнула метелку и приблизилась, как злорадная туча.
Сунув мне черенок, проговорила:
– Метла давно не лётана. Да и помело все истерто. Может отказать на полдороги. Так что лети по низу.
С этими словами она развернула меня за плечи и толкнула к очагу. В голове пронеслись жуткие мысли. Само понимание, что сейчас добровольно окажусь в топке с золой и угарным газом оптимизма не прибавило.
С нервной дрожью во всем теле, перекинула ногу и подалась вперед. Послушная метла тут же пошла вверх, впиваясь черенком в причинное место. Я простонала и еще сильней наклонилась вперед, чтоб хоть как-то уменьшить дискомфорт.
Старая ведьма странно хихикнула.
– Учись радоваться тому, что есть, – бросила она. – Призрак у меня пока останется. Если будет нужен, заберешь. Сейчас тебе он только мешаться будет.
Метла медленно поплыла к очагу, котел самостоятельно снялся с крючка и отплыл в сторону. Пламя приглушилось, даже дым расступился.
Когда я начала медленно вползать в дымоход, из избы достался приглушенный голос старухи:
– Ах, вот еще что. Если выберешь сторону – ко мне не обращайся.
Глава 23
Пока меня тащило по дымоходу, успела подумать – как же я заберу Германа, если выберу сторону. Но завершить мысль не дала метла. Она оказалась плохо управляема и несколько раз больно стукнула меня о стены.
Наглотавшись золы, я вылетела из трубы. Перед глазами мелькнул тонкий серп месяца и редкие звезды. все закружилось, и я едва успела направить черенок к задней части дома.
Метлу перевернуло, а меня свесило головой вниз. Пришлось цепляться за древко, на манер ленивца, который повис вверх ногами и думает ползти дальше или нет.
Кряхтя и сопя, удалось вернуться в нормальное положение. Крыша избы поблескивает в бледном сиянии ночного светила, словно покрыта тонким слоем глянца или слюды. А может это слизняки так далеко забрались и измазали своими дорожками черепицу.
Я услышала, как скрипнула дверь, приглушенные голоса мужиков и недовольное старческое бормотание. Потом четыре фигуры двинулись от дома по тропе в сторону деревни. В одной из них разглядела старую ведьму в черном, как сама ночь, балахоне. Седые, отливающие серебром волосы рассыпались по плечам, а на макушке растрепались, придав еще более устрашающий вид.
