***
Надрывный плач сына звучал слабее, но он был все так же непрерывен, заставляя мое сердце сжиматься…
Будто не зная, куда деть глаза, Барс стал осматривать комнату, и делал это с нескрываемым брезгливым вниманием. Все, что я так мечтала спрятать от него, вывернуто наизнанку: откровенная бедность, обшарпанные стены, развешанное на веревке детское белье – все попало в поле его зрения.
Я облизнула пересохшие губы и сделала глубокий, успокаивающий вдох. Мне так не хотелось обнажать перед ним свою уязвимость!
– Почему вы все-таки развелись?
– Не твоё дело, – быстро ответила я, наблюдая, как на его щеке дважды дернулся мускул. – Ты потерял право спрашивать меня об этом!
Сразу увидела, как изменились его глаза, меняя цвет с изумрудного на почти-черный, как зрачки сузились, приобретая некую жуткую нотку, и я боязливо съёжилась, словно жертва перед хищником. Он сделал шаг ко мне, но я автоматически или интуитивно отступила назад, пока не упёрлась спиной в край детской кроватки, слегка сдвинув ее, отчего та протестующе заскрипела, а мужские губы потрясающе красивой формы изогнулись в саркастической усмешке.
– Может быть, ты и права, – задумчиво произнёс Барс, остановившись и прислонившись к небольшому, единственному столу, поморщился, оглядывая ещё раз чистенькую, но очень скромную комнату. – Это действительно не мое дело. Считай мой интерес прихотью или нездоровым любопытством… как тебе будет удобно. Мне все равно.
Он продолжал что-то еще говорить мне, но я не слушала. Лишь внимательно следила за тем, как ведет себя хозяин положения – позволяя себе перебирать мои неоплаченные квитанции, просроченные счета и прочие бумажки, отбрасывая их в сторону одну за другой.
Взяв одну, с детской портретной зарисовкой, он на секунду задумался, постукивая пальцами по столу, и отчетливо произнес:
– Я хочу, чтобы ты вернулась.
Я упорно продолжала его не слышать… но, уловив эти слова от него, меня ошпарило, как кипятком.
– К тебе?
– В мою компанию, – исправился он с бесстрастным спокойствием. – На ту же должность и зарплату, которая была, – медленно проговаривал он, вбивая каждое слово, словно гвоздь. – Оформим досрочный выход после декретного отпуска с сохранением ставки и подходящими случаю привилегиями, скажем, в виде плавающих выходных.
– Но все сотрудники знают причину моего увольнения!
– Никто не в курсе, кроме узкого круга лиц, обладающих информацией ограниченного доступа, поэтому твое возвращение к работе не будет проблемой.
Он посмотрел на меня, и в глазах его я увидела себя со впалыми щеками и затравленным взглядом. Теперь я знала, что значит быть никем, ничем, ничего не иметь, кроме острой необходимости выжить и вырваться из круга нищеты. Придирчиво разглядывая своё отражение, я, прям до дрожи, захотела дать себе что-то большее…
Но, вместо логичного согласия, с языка срывается противоречивый вопрос, словно вопреки моему желанию:
– Зачем я тебе? – неловкая пауза режет слух. – Просто не могу понять! На тебя работает целый штат первоклассных архитекторов!
Он поморщился, встряхнул головой, словно прогоняя от себя только ему ведомые чувства, и, в следующее мгновение, мое сердце сделало настоящий кульбит, в ответ на его реакцию на вполне логичный вопрос.
– Я…
Барс не мог подобрать слова. Видимо я попала в самую точку.
– Мне не нужен новый квалифицированный проектировщик… – наступила еще одна пауза, более тягостная. Для меня. – Мне нужен опытный шпион. У тебя есть нужное умение, необходимая практика, но дело не только в этом – у нас нет времени, чтобы искать кого-то другого. Я заплачу тебе…
Он говорил спокойно, но каждое его слово било пронзительно, наотмашь.
– Накануне мы достигли договоренностей о слиянии с «Balfour Beatty», которое позволит нам приобрести контрольный пакет акций знакомой тебе китайской «HNA Group». Но эта сделка должна оставаться в секрете, чтобы максимально избежать непредвиденных рисков.
Слушая его, я представила себе, что весь этот ад мне придется пройти снова: выкручиваться, обманывать, постоянно врать – врать коллегам, друзьям и… даже близким людям. Статус так необходимого ему контракта изменится на «Заключен», слияние будет успешно завершено, и он быстро забудет о той, кем пожертвовал ради многомиллиардной сделки, а эта бесконечная ложь потом будет еще долго резать меня пополам, словно ножницы!
– Корпоративная квартира, оплата твоих долгов, возможность выбраться из всего этого дерьма, – он обвёл рукой скудное внутреннее пространство моей комнаты, – и куча долгосрочных перспектив!
Он, вдруг, замолчал, глядя на меня… и его молчание поселило пронизывающий холод внутри; сделал шаг, приблизившись вплотную, и напомнил:
– Я думал, что ты продала свои принципы у меня в клубе!
Проигнорировала его выпад. В очередной раз. Лишь на секунду я закрыла глаза: мне казалось, что рушится все вокруг, но, если честно, было совсем не жалко.
– Тебе придется пообещать мне намного больше, – я отвечала ему на пределе чувств, словно с кусками плоти срывая с себя все маски, все невысказанные слова, все невыплаканные слёзы. – Ты никогда не дотронешься до меня!
***
Ошибаюсь лишь единожды, когда, разорвав зрительный контакт, ненароком смотрю на его рот. Притягивающие взгляд скульптурно-очерченные губы сжаты, пока он внимательно меня слушает, а потом очень медленно растягиваются в хищной усмешке, и моя решимость расползается на лоскуты.
– Я согласен, – с нескрываемым наслаждением изощрённого садиста отвечает он, ухмыляясь этой отвратительной, будто приклеенной к лицу улыбкой. – Это будет совсем не сложно. Хотя, я не вижу связи, но мне уже нравится твой профессиональный подход к делу. Если ты хочешь уточнить пикантные детали нашей договоренности, то меня интересуют исключительно сугубо-деловые отношения. Если бы я захотел продолжения наших нечастых встреч – я бы отправил тебе флаер своего клуба.
Громкий одиночный звонок в дверь поставил точку в нашем напряженном противостоянии.
Из своей комнаты снова заворчала соседка…
По подъезду разнеслось эхо настойчивого стука…
Вздрогнув, метнула взгляд в сторону звука, и только потом посмотрела на Барса, который, облокотившись спиной о стену, скрестив на груди руки, всем своим видом показывал мне, что никуда не собирается уходить. С желанием быстро избавиться от нетерпеливого визитёра, который продолжал трезвонить, вернула сына в кроватку и пошла открывать, плотнее запахнув на груди полы домашнего халата.
Беспокойство нарастало, я слишком боялась оставлять их одних, но если не выпроводить настырного посетителя, то он поднимет на уши всю неспокойную коммуналку.
На пороге стоял Игорь.
Окидываю его встревоженным взглядом и не могу вспомнить, за что я могла любить его в той, своей прошлой жизни…
