Мы продолжаем говорить о разном, в основном, – о Мите:
– Материнство – это подарок, – словно по инерции срывается с немного поджатых губ, – а ваш сын – замечательный малыш, и не доставляет особых хлопот, – продолжает она, но из горла уже пропал тот самый колючий ком только ей понятной горечи, возвращая тон разговора в более удобный. – Он – ваша копия.
– Скорее, копия своего отца, – отвечаю я не обдумав, а потом, поняв случайную оплошность, добавляю уже более спокойно, – вернее, я имею ввиду моего отца – Митиного дедушку.
Боюсь сказать или сделать что-то лишнее, что повлечет за собой возможные вопросы, поэтому снова поворачиваюсь к плите. Как раз вовремя, потому что готовый кофе вот-вот закипит и перельется через край турки.
Этот тот самый неловкий момент, когда что ни скажешь – все мимо.
Но вскоре мы уже сидим напротив друг друга, пьем горячий ароматный напиток, а тишину лишь иногда прерывает наш общий смех и забавные истории, которые спонтанно приходят Наде в голову.
– А альбомы? – неожиданно спрашивает она. – Вы храните альбомы с фотографиями? Я очень сожалею, что в свое время оставила их у родителей. Листая страницы семейного альбома, можно заново пережить те события, что запечатлены на фото.
Слушая ее я невольно заулыбалась.
Буквально на днях ко мне приезжали родители и привезли с собой альбомы с их и моими детскими фотографиями. Радуюсь данной новости, ведь все наши фотоальбомы затерялись еще при самом первом переезде, когда мне было около десяти лет, и мы получили трехкомнатную квартиру в центре. А в прошлом году, благодаря вынужденному размену квартир, они вдруг нашлись. Мама затеяла ремонт, и коробки не только с ними, но и со старыми вещами, милыми сердцу бумагами и безделушками временно перевезли ко мне, а потом и вместе со мной в эту квартиру. Только сейчас понимаю, что я никогда не видела своих детских фотографий и, кстати, фотографий родителей, бабушек и дедушек тоже не видела.
– Я сейчас!
Резво соскакиваю с высокого стула, на котором еще минуту назад я уютно устроилась, и иду в прихожую, к аккуратно составленным, подписанным коробкам, в верхней из которых нахожу с десяток старых советских альбомов. Выудив оттуда штук пять, возвращаюсь, вся лучась от гордости, словно самолично принесла в январе полное пластмассовое ведро майских ландышей.
– Вот! – плюхнув их перед своей гостьей, я смешно сморщила нос и чихнула от многолетней, сохранившейся на них пыли. – В них мое детство!
Надя с любопытством, отодвигая от себя полупустую чашку, начинает по одному подтягивать к себе лежащие фотоальбомы, бережно поглаживая, словно извиняясь за вторжение в чужую частную жизнь. Я тоже с интересом присоединяюсь к просмотру одного из них и внимательно изучаю каждого знакомого-незнакомого родственника.
– А кто это?
– Мама. – Я аккуратно переворачиваю нечеткое фото оттенка сепии и читаю надпись карандашом. – Здесь ей всего восемь.
– А это? – интересуется у меня Надя. – Они так похожи!
– Это прабабушка Елена – улыбаясь, отвечаю я. – Мамина мама.
– А ты других знаешь? – весело продолжает Надя.
Пожимаю плечами и снова смотрю на фотографию, где изображена моя бабушка с папиной стороны, на которую, по словам родителей, я была очень похожа.
Ну совсем другая!
Все детство мне твердили, что я точная копия папиной мамы, но, к сожалению, все фотографии потерялись при переезде, и у них нет возможности показать мне их. Я поверила и отбросила подозрения, что меня могли удочерить, хотя эта мысль донимала долгое время: все детство и юность между мной и родителями стояло стойкое ощущение бестрепетности. Очень давно, в классе десятом, я обратила внимание, что совсем не похожа ни на маму с папой, ни на теть, ни на дядь. Сейчас, спустя столько лет, казалось бы бредовая идея снова вернулась, и мне стало не по себе.
Пока пролистываю старые фотографии, все больше сосредоточенно хмурюсь, продолжая пристально разглядывать многочисленную родню в поисках общих черт.
Ни в ком не вижу никакого сходства с собой. От этого возникает один вопрос – почему все это время меня старались убедить в обратном?
Видимо родители видели схожесть там, где ее нет и в помине!
Понимаю, что пару фотографий ничего не доказывают, что возможно я лишь зря накручиваю себя, но что-то внутри гложет и гложет, из-за того, что фрагменты жизненной мозаики наконец складываются.
Как всё-таки много может рассказать и объяснить даже размытое черно-белое фото из давно потерянного семейного альбома!
Надя быстро сложила назад фотографии и засобиралась. Словно ей самой стало неуютно оттого, что она моими глазами разглядела неловкие моменты моего же детства.
Провожая ее я сдержанно улыбаюсь, больше не пытаясь найти безопасную тему для разговора. Когда она вышла, я привалившись к двери спиной, дождалась щелчка и крепко зажмурилась.
Если мне было недостаточно родительской любви, это совсем не значит, что мама и папа не любили меня. Любили, но как-то по-своему безэмоционально.
Тело немеет от воспоминаний, что крутятся на повторе:
Совсем недавно мама спросила меня о моих самых запоминающихся моментах жизни, связанных с ней. И у меня они были! Например, вот: в первом классе у нас были уроки труда и все должны были приносить нитки мулине для вышивки, иголки, тряпочки. Все носили их в неудобных пакетиках. А одна девочка, мама которой вела в школе кружок «умелые руки» и вечно мастерила что-то необычное – вот, эта девочка пришла с чудесной сумочкой, сделанной из треугольного пакета от молока. С такими маленькими карманчиками и крупной застежкой-пуговицей!
Фантастика! Просто: в нашем детстве было мало красивых вещичек…
Вечером я в восторге рассказала об этой сумочке маме, а она – раз-раз – сделала мне такую же, только гораздо удобнее и продуманней! Для меня это было одновременно и небывалым чудом, и торжеством человеческого разума. Это воспоминание и ощущение восторга – до сих пор со мной.
«Сумочка?! – расстроилась мама, – после всего того, что я для тебя делала, ты запомнила какую-то примитивную сумочку?!»
Видимо, она ту детскую поделку ценила не так высоко, как оценила ее я.
Она ушла, а я не успела рассказать ей о других, дорогих мне воспоминаниях: о том, как они с папой в свое время по блату нашли возможность отправить меня в университет, поддержали в выборе факультета, а когда мне понадобились деньги чтобы выплатить огромную неустойку по договору «HNA Group», разменяли ради меня свою трёшку в центре.
Я это не к тому, что не надо предпринимать никаких усилий, а к тому, чтобы не надеяться получить от своих детей какие-либо дивиденды в виде благодарности или воспоминаний о них. Как бы вы не надрывались, они все равно запомнят ту дорогую их сердцу сумочку, которую вы смастерили для них своими руками…
