Я закрываю глаза, в надежде увидеть сны, но вокруг меня все те же лица с ужимками и гримасами – все они кружатся и мелькают в дьявольском в хороводе.
Чем ближе к рассвету – тем больше страха перед предстоящим днём.
Взъерошив всю постель и себя, посмотрев на часы, встаю с кровати, больше не имея сил находиться в давящих четырёх стенах. Собравшись и умывшись, еду на работу.
***
Ни горячий ореховый капучино из моей любимой кофейни, ни трещотка-Лида своими рассказами – не может затмить весь переполох, творящийся внутри меня.
Я из последних сил натягиваю на лицо улыбку, входя вместе с ней в большой ярко-освещённый мраморный холл здания компании «Bars» через непрерывно-вращающиеся двери. Предъявив пропуска, проталкиваемся через турникет к толпе коллег, ожидающих лифта.
Девочки-сотрудницы рядом перешептываются с друг другом и хихикают, ни на миг не замолкая, поэтому я уже не понимаю, что мне говорит Лида. Разговоры накладываются один на другой, интерферируют, превращаясь в одну сплошную головную боль, которая уже барабанит в висках.
Сквозь шелест преимущественно женских голосов слышу, как кто-то произносит имя Димы, и непроизвольно оборачиваюсь в сторону, в надежде увидеть и сам объект оживлённых разговоров. Я не видела его несколько дней, с того самого вечера, когда он привез меня домой и, уходя, как мне казалось, оставил за собой обнадеживающее многоточие от которого тогда всё сжалось внутри.
Когда мои глаза находят его, сердце замирает.
Взгляд застывает на нем, на самом леденящем образе из всех, что я когда-либо видела. От одного лишь его вида озноб по коже. И даже рядом идущий улыбчивый Андрей не может смягчить впечатление арктического холода, веющего от снежного Барса.
Они подходят к мужчине почтенного возраста, похожего на пойнтера, взявшего след, и, с особым уважением пожимая друг другу руки, начинают вести беседу, сохраняя серьезность лиц.
Я же не могу оторвать глаз от Димы: безупречно красив, умен, невероятно богат, с неповторимым мужским шармом и глазами цвета насыщенных изумрудов, взгляд которых пригвождает не только меня к месту своей надменностью и врожденной легкой брезгливостью, что бесит до скрежета в зубах, но, в то же время восторгает.
Судя по восхищенным женским вздохам, я такая не одна…
Будто почувствовав, что я разглядываю его, он оборачивается и смотрит в мою сторону. Внутри все сжимается. Слышу стук собственного сердца, будь оно проклято.
Прерывает разговор, и, тактично кивнув своим собеседникам, разворачивается, чтобы уйти, но останавливается для того, чтобы забрать у Андрея протянутый ему большой белый конверт, и только потом направляется к своему персональному лифту, жестом подзывая меня, к немалому удивлению наших сплетниц.
Внутри все рвётся по швам от волнения.
Я очень отчетливо помню это слово – ощущение, чувствую его прямо под кожей. Каждый ее сантиметр, казалось, покрылся мурашками.
Не дожидаясь повторного приглашения делаю шаг в кабину подошедшего лифта, следом за ним. Словно непримиримые оппоненты мы расходимся по ее сторонам вставая друг против друга, оба облокотившись на алюминиевые настенные поручни.
Смотрю перед собой, прямо ему в глаза и понимаю, что, как и год назад, я все так же неизлечимо больна. Больна чувствами к почти женатому мужчине.
Когда-то именно здесь я впервые ощутила его мощную сексуальную энергетику, которая до сих пор заставляет меня беспокойно переступать с ноги на ногу. Здесь. В этом лифте.
Как тогда, меня тянет к нему…
Стоит мне сделать всего один шаг вперед и я, грудью прикоснусь к его горячему, крепкому телу.
Воображение рисует дразнящие, эротичные картинки, красочно манящие, бесстыдно кричащие о близости с ним.
Сердцебиение предательски выдает меня. Мне кажется, что его стук, эхом отражается от зеркальных панелей.
Мы вздыхаем оба, на удивление синхронно…
– Нам нужно поговорить, – произносим одно и тоже одновременно. Одновременно же замолкаем.
Пытаюсь отвлечься от его, вызывающей волнение, близости, но это совершенно невозможно. Мое тело предательски реагирует на его присутствие рядом со мной. На мгновение прикрываю глаза, пряча за ресницами свои чувства, а после решительно раскрываю их и вдыхаю до дрожи манящий аромат дорогого парфюма с явно выделяющимися древесными нотками…
Барс с прищуром наблюдает за моей сумасшедшей ломкой. И только по едва заметному напряжению рук, до предела сжимающих тот самый белый конверт и металлический поручень, можно догадаться насколько он взволнован.
Чем?
Предстоящим разговором?
Кусаю нижнюю губу, чтобы не издать никаких звуков. И мысленно молюсь, чтобы лифт быстрее довёз нас до нужного этажа. Надо признать, что близость этого мужчины действует на меня как просроченное лекарство – сначала даёт ложное ощущение здоровья, а потом отпускает и заставляет пережить всю боль в двойном размере. Мне все сложнее держать себя под контролем и не поддаваться сильным чувствам, делающим меня слабее.
Но, наверное, именно это мне и нравится – испытывать каждую секунду с ним эмоции. И неважно какие они, главное, что я их испытываю. Ведь ещё недавно, мне казалось, что я утратила данную возможность.
– Ребенок, – своим пронзительным взглядом изучает меня, лезет под кожу, – скажи мне, чей он?
От неожиданного вопроса я дернулась вместе с остановившимся лифтом.
Я чувствую, как страх лишиться сына охватывает каждую мою клетку. Закрываю глаза, стараясь справиться с внутренней истерикой и ненавистью к себе. Ненавижу себя. Ненавижу за каждое неправильно принятое решение. Пришло время исправлять свои ошибки.
– Твой.
Но ни мой ответ, ни мое волнение нисколько его не трогает. Без малейших эмоции на лице он медленно разрывает край конверта, что все это время держал в руке, и достаёт всего один заветный листочек. Раскрыв его, пробегает глазами по тексту…
Вижу, как каменеет его тело и от злости краснеют глаза. Он сжимает бумагу в кулак, а ощущение, что сжимает и ломает меня.
– Хочешь сообщить что-то ещё? Я даю тебе эту возможность.
Сколько раз за прошедший год я слышала похожий вопрос в своих кошмарах:
«Ты хочешь мне что-то рассказать?»
Мне бы открыть рот и ответить ему! Рассказать все, как на духу! … Но я молчу. Признание замирает на языке.
Все внутри меня кричит ему: взахлеб рассказывает о моем неблаговидном поступке, признаваясь в корпоративном шпионаже годовалой давности, а губы, словно издеваясь, продолжают упорно молчать. Теперь-то я отлично понимаю, что он еще тогда все знал, но ждал от меня объяснений, только вот объяснить я не могу. Рот словно зашит накрепко!
Зажмурив глаза, я стараюсь усмирить обуревающий меня страх признания, наполняющий каждую клетку моего тела всепоглощающим ужасом и чувством вины, постыдным, отвратительным. Но либо сейчас, либо никогда. Если я сейчас же не скажу ему правду, мне останется винить во всем только себя…
