Он молчал, не давая заговорить и мне. Его нисколько не задевали чувства девушки, корчившейся от слез, стонущей, захлебывающейся безнадежностью… Пропитанный ядом мести, он считал, что все делает правильно.
Я же, запертый глубоко внутри, бился в агонии, пытаясь кричать ей, вымаливая у нее прощение, но лишь судорожно открывал рот, в нелепых потугах выбить лидерство, вернуть, наконец, сознание, затолкав своего монстра обратно, плюнув на ядовитую месть, вернуть себе свою жизнь…
Какой же я идиот!
За все время я так и не понял, что жестокое существо, живущее во мне – это и есть я, я сам, до одержимости ненавидящий своих врагов, как оказалось, еще более беспощадно относившийся к своим близким, убивая их своей холодной бесчувственностью.
Я врал сам себе, что не мог произнести ни слова! Мог, но не хотел!
Не считал нужным оправдываться за свои действия, зная, что поступаю правильно, защищая ее, свою девочку, которой сам же, неосознанно, причинил не меньшие страдания, чем мой ненавистный оппонент. Убивал ее медленно, мучительно издеваясь, но не замечал этого, до вчерашнего вечера…
Жить с чувствами наружу, оголяясь, словно провод, пропускающий через себя электрический ток – не имел права. Покажи я хоть делом, хоть словом, как она важна для меня, и ее разорвут на куски, вместе со мной.
В моем мире эмоции напоказ – это собственноручно подписать себе смертный приговор.
Такие как Гази, будут встречаться всегда, всех не перебьешь, я знаю это потому, что меня сотни раз испытывали на прочность, пробуя броню на зуб. И будут продолжать бить в одну и ту же точку, лишь покажи я ее, обозначь, единожды поддавшись чувствам.
Да, я такой! Холодный – да, жестокий – да, равнодушный, глухой к мольбам, безумный безнравственный ублюдок, и Лиза должна понять и принять эту мою черствую сторону без объяснения причин.
Не сказал, не ввёл в курс, не позвонил с объяснениями – да, все так, но это не значит, что я не был наказан…
Мне было хуже, чем ей! Она могла выплакать свои эмоции, а я не мог, держа их в себе, просто проглатывая их, оставляя внутри.
Она рыдала, а я уничтожал себя молча, слушая плачь, без ножа резал себя, обливаясь не ее слезами, а своей кровью, которая стекала по внутренней стороне моих щек, никому не видимая, но значимая для меня, и я захлебывался ею, поражаясь ее черноте, слыша истошные хрипы близкого человека, подыхая, не имея возможности ответить.
Гази…
Все три недели я землю рыл, чтобы найти его, надеялся, что моя разыгранная напоказ смерть, заставит его ослабить бдительность, и он сделает ошибку, всего одну, которой я, непременно воспользуюсь, поймав, наконец, хвост своей удачи.
И я не прогадал!
Пробираясь сейчас по саду, к арендуемому им особняку, один, превратившись в свою тень, безликий зверь, я отсчитывал минуты до его смерти. Каждый шаг, сделанный мной, приближал меня к идеальному финалу, а его – моего врага – к заслуженному итогу. Я не прощаю таких оскорблений, он прекрасно знал это, когда раздавал карты, пытаясь разыграть со мной злую партию, но я великолепный стратег, поэтому отлично смогу завершить игру на его поле в свою пользу. Один. Помощники не нужны.
Я всегда выигрываю. И этот раз тоже не станет исключением.
Оставаясь незамеченным, пересек территорию ухоженного сада, замечая и обходя профессионально расставленную по периметру охрану. Значит, все-таки боялся…
Местонахождение дома выдал случайно проговорившийся сутенер, которому он заказал на сегодняшний вечер девочек. Шумной вечеринкой решили отметить мою смерть!
Его нелепый прокол стал моим шансом.
В голове заезженной пластинкой прокручивались все ночи моей девочки, когда она кричала от продолжительных, не проходящих кошмаров. Ее сны стали отправной точкой для моей зарождающейся ненависти. Черной, густой, лютой, которая засела глубоко внутри меня, и как бы я не хотел, не мог забыть и просто вытравить ее из себя.
Мой зверь был рад, в предвкушении, питаясь только ею, как блаженным нектаром, все три недели. Откормленный, он разросся до таких размеров, что больше напоминал огромного стального дракона с черными, как ночь, глазами, закованного в броню ярости и безумия…
Обходя одного охранника за другим, двигался незаметно, не потому, что боялся нападения, а потому, что не хотел их смерти. Я пришел не за ними. Цель была одна, поэтому распаляться, убивая всех в доме направо и налево, не считал нужным. Нет, жалости я не испытывал, просто они были мне не интересны.
Бесшумно прыгнул вверх, зацепившись за перила террасы, увидев приоткрытую балконную дверь на втором этаже. Без труда подтянулся, услышав хохот совсем рядом, замер, спрятавшись в тени веток рядом растущего грецкого ореха…
Задерживать дыхание не пришлось, все мои движения были четкие, слаженные, отточенные, доведенные до автоматизма, а холодное к происходящему сердце отстукивало спокойный, привычный ему ритм. Я не был взволнован, возбужден или в состоянии аффекта, а четко знал зачем пришел в этот дом, вернее, за кем пришел…
Неделю назад, точно так же, я приходил под покровом сумерек в совершенно другой дом – необозначенное на картах поселение в горах, и за другим человеком…
Мне было совсем не жалко тех миллионов, которые я отдал за Лизу, а лишь крайне неприятно, что Ихсан будет ими распоряжаться, упиваясь собой и своим, упавшим с неба, богатством. Я так и не забрал деньги. Я захватил лишь то, за чем пришел – только его жизнь. Этого было достаточно, чтобы успокоить меня, зверя во мне, и стереть навсегда один сон из кошмаров, опутавших сознание моей девочки.
Теперь я пришел за вторым…
Гази. Слышу его голос, хохот, и сатанею!
Вся моя выдержка летит к чертям, когда осознаю, что он здесь, совсем близко, я чувствую его, безупречным нюхом охотника, который учуял свою добычу, взяв след. Нас отделяет друг от друга лишь стена, но она не преграда для моей ненависти.
Внутри меня тугой пружиной свернулся дракон, готовый к смертельному прыжку или к роковому полету, как знать, ему виднее. Крылом своей ярости не хочу зацепить людей в комнате, поэтому терпеливо выжидаю момент, когда представится возможность все решить, разом, один на один.
Я могу часами быть неподвижен, в состоянии азарта охоты, предвкушая, смакуя несуществующую кровь своей будущей жертвы на языке. Но в этот раз долго ждать не пришлось…
Слышу приближающиеся шаги и уже четко понимаю, что это он…
Секунда, и в моей руке привычный ТТ…
Тихий щелчок предохранителя…
Он не услышал, делая шаг на балкон, подходя к перилам…
Даю ему возможность достать сигарету, закурить, пристально следя за каждым его движением. Ожидая…
Я всегда жду реакции жертвы, наслаждаясь моментом, когда та или тот понимает, что я рядом, за спиной. Эти ощущения самые вкусные: дикий, неконтролируемый страх, который рябью проходит по их телам, ужас, который выдают их трясущиеся руки, и, наконец, безысходность, которую я пожираю из их глаз.
