Распаляя себя, я крепко зажмурил глаза, откинувшись на подушки, в сковавшем тело порыве разрывающего возбуждения, запрокинув голову… когда почувствовал ее губы… на моем члене…
Пусть мне показалось! Пусть это будет обман воспаленного сознания! Плевать!
Я чувствовал их там, поэтому замер, боясь открыть глаза, спугнув. Ощущения были до одури реальные, заводящие, изводящие мозг мелькающими эротическими картинками.
– Я нашла, где болит! Здесь!
И теперь берет распухшую головку в рот, слегка посасывая, но этого достаточно, чтобы выбить из меня хриплый стон полный больного желания…
Я открываю глаза, видя ее губы на своем члене, и, протягивая руку, сжимаю ее волосы в кулак, прижимая голову к своему паху. Она стонет, сладко, возбуждающе, и лишь глубже вбирает меня в рот, поддавшись моему напору. Я вижу, как ей нравится, и сатанею. Хочу насаживать ее сильнее, жестче, но боюсь испугать, причинив боль своей грубостью. Ее язычок только ярче распаляет, не гася, а доводя до бешенства мою неудовлетворенность. Она не пьет мое возбуждение, а дразнит меня, играя, облизывая…
Мне хочется резче, глубже!
Красиво сегодня не получится…
Я сажусь, твердой рукой отводя, оттягивая ее голову от своего паха за волосы, но она лишь облизывает опухшие мокрые губы, упрямо смотря мне прямо в глаза.
– Маленькая, так не получится… Так сделаю тебе больно… не смогу сдержаться!
Она, кивнув, соглашается, позволяет мне подняться, и, наклонив ее на кровать, встать за ней, на колени.
Удерживая ее одной рукой за спину, я заставляю лечь грудью на кровать… Задираю подол ее платья на спину и приспускаю ажурные трусики… Коснувшись пальцами, проверяю ее готовность и головкой раздвигаю истекающие влагой губки.
Стонет, громко, надрывно, с хрипом… не стесняясь быть услышанной!
И я наклоняюсь к ней, резко входя, и зажимая ей рот ладонью…
– Тише, маленькая! Переполошим всю больницу… – хриплю ей на ухо, прикусывая мочку зубами, затем, сразу же, зализывая ту языком.
Она мычит мне в руку, посылая вибрации звука по всему телу, вплоть до сердцевины нашего соединения…
Я выхожу и снова резко вхожу до самого основания члена, вбиваясь в желанную дырочку. Чувствую, как сжимается, туго стискивая меня своими стеночками, и я понимаю, что ей тоже мало. Мало меня! Всегда хочу с ней так: грубо, жестко, до влажных шлепков… Яйца поджимаются вверх от дикого напряжения, распирающего возбуждения, подпитанного томными стонами в мою ладонь. Высовывает язык и лижет ее и я, словно обжегшись, отдергиваю руку, собирая простыни в кулак.
– Еще…
Не могу отказать ей. Набираю темп, так, как люблю я, точно так, как любит она…
Похоть напрочь сносит голову, не оставляя там ничего, кроме выжигающего желания.
Больно не то слово! Дырки-туннели от пуль скручивает узлом, еще незажившие, кровоточащие, но я не останавливаюсь, как в состоянии аффекта, обезболен желанием полностью, чувствуя только свою девочку и темп, набранный нами. Подстегиваемый ее стонами, зажимая ей рот ладонью, наклоняюсь к самому уху и выдыхаю с болью:
– Только тебя! – Толчок. – Только с тобой! – Толчок. – Только моя!!!
***
Словно в том сне!
Бьет бедрами так, что возбуждение выходит с хрипами…
Так, как я хочу! Так, как хочет он!
Истощенная неудовлетворенностью и эротическими снами, наверняка из-за изменившегося гормонального фона, превратилась в одержимую им… пропитанная его желанием…
Бессовестно, нагло соблазнила его? Да! Все так!
Каждый новый день надевала все более открытые платья, приводя себя в порядок, страшась своих неумелых, первых попыток, доведенная изводящим возбуждением до отчаяния. Уходя, каждый раз видела огонь возбуждения в его глазах, но хотела действий… Любых. Грубости…Любой.
Хотелось так, что увидев каменный член, услышав его стоны нетерпения – впервые, подавилась слюной желания. Добровольно, прикоснувшись к его твердости губами, почувствовав его пряность, солоноватость и у меня сорвало стоп-кран стеснения. Томность уступила место бесстыдности, тело пело так, что я слышала его звучание, переходящее в резонанс с его телом, и нас трясло вместе, грозя разрушением, либо быстрым соединением, в попытке сохранить целостность.
Хотелось его страсти, безудержной, пусть не красивой, но по оголенным нервам, хлещущей буйством силы, физического доминирования. Понимаю, что нельзя, что разойдутся швы, но насаживаюсь на него с дикостью кошки, подмахивая его страсти. То, что закрыл рот – возбудило тысячекратно. Не могла сдержать оголенные эмоции, я – вода, легко принимающая его форму, он – ток, и мы практически несовместимы, но, еще секунда, и наш контакт перетечет в замыкание, превращая провода-вены в петел, сжигая в труху.
У нас все на грани!
Идем вместе по краю пропасти, совершенно разные, противоположности друг-другу, но не существующие по отдельности.
– Твоя!
Еще глубже, еще жестче, еще ярче…
– Твоя!
И выбранный им темп выбивает воздух из легких, но я знаю, что мы с ним дышим вдвоем. Какая разница, кто вдохнет?! Выдохнет – другой, поддерживая жизненную необходимость организма.
Чувствую скорое приближение оргазма и его руку, между моих ног, в попытке усилить, приблизить его, но это мне совсем не нужно! Сейчас я лечу, вниз, вместе с ним на бешенной скорости, прямо на острые камни эйфории, не боясь разбиться, зная, что сохранит, убережет, склеит…
– Саша!!! – кричу ярко, получив желаемое, не стесняясь обнажиться, показав насколько нуждаюсь в нем.
– Лиза!!! – стонет он, эротично выплескиваясь в меня, вкручиваясь бедрами по кругу, максимально растягивая, сжатый в тиски моими хаотично сокращающимися стенками.
Падает мне на спину, поддерживая вес тела на локтях, обнимает, ласково целуя меня в шею.
– Маленькая, забери меня домой!
Глава 23
И я забрала!
Ни минуты не думая, летящая на крыльях эмоций…
Подписали все необходимые документы, добровольный отказ от дальнейшего лечения в стационаре, конечно, с разрешения лечащего врача. Павел Дмитриевич не был настроен категорично, две недели личного ада он посчитал достаточным наказанием для моего Зверя.
Тем более, что на нем все заживало «как на собаке»!
Конечно, немалую роль сыграли финансовые возможности, потому, что Саша мог себе позволить лечиться дома, с приходящими и уходящими врачами и дежурившей там, пусть даже неотступно, медсестрой. Желающих нашлось мало, что несказанно меня развеселило…
Наше возвращение было незаметным. Мы решили не поднимать шумиху, а прокравшись к себе, насладиться уютом пустой квартиры. Тем более, что все эти перемещения давались Саше с большим трудом. Он молчал, но я-то видела, как ему тяжело долго находиться на ногах, да и наш «марафон», явно, не прибавил ему прыти.
