– Я всегда хотела и хочу. Просто… – и слёзы покатились по её щекам. – Просто я боялась тебе позвонить.
– Почему? – мать уставилась на неё круглыми глазами.
– Думаю, ты знаешь почему. Я неудачница. И все мои решения в жизни только плодили эти неудачи.
– Горцев бросил тебя?
– Нет. Я сама ушла.
– Давно?
– И недели нет.
– Как так? А Назар?
Тут Саша не захотела больше врать. Надоело…
– Он не мой жених, мам. Он, скажем так, знакомый. Нас свёл случай.
– То есть вы не встречаетесь?
– Нет. Но он благородно вызвался сопроводить меня к тебе. А ещё я на него сейчас в некотором смысле работаю.
– Ох, дочка, – уже было схватилась за сердце.
– Ничего такого, – поторопилась успокоить Саша. – Я его личная помощница, вроде секретаря. Выполняю разного рода поручения.
– Но ты же учитель.
– Пришлось временно оставить школу, из-за Горцева как раз. Но позже я туда вернусь. Когда вся эта ерунда уляжется.
– Развод?
– Да. Наверное.
– Ясно, – и посмотрела на дочь как раньше, с сочувствием и одновременно укором.
– Не надо, мам. Пожалуйста, давай обойдемся без этих взглядов. Я всё за себя и о себе знаю. Так что не надо.
– Когда только ты поймешь, что я очень сильно переживаю за тебя. Ни дня не было, чтобы не переживала.
– Почему же тогда сама не позвонила?
– Думала, ты не захочешь меня слышать. Столько ссор было, столько слов, болезненных откровений, что я решила отпустить тебя. И себя заодно.
– А у вас отличный дом, – окинула Саша взором кухню. У мамы всегда был превосходный вкус.
– Спасибо, мы сюда недавно въехали, до этого жили в квартире в не самом благополучном районе. Но Альберт за год хорошо поднялся, что позволило купить этот дом.
– Альберт молодец.
Что-то не шло, разговор не клеился, а чувство радости от встречи быстро сменилось желанием поскорее вернуться в отель.
– Жаль, что ты не встречаешься с ним, – кивнула на дверь мама. – Видный мужчина, и взгляд такой глубокий, въедливый. Кто он? Чем занимается?
– Думаю, Назар сам расскажет, если захочет. Как Вовка с Машкой? Они уже такие большие.
– В полном порядке. Растут, получают удовольствие от жизни, потихоньку готовятся к школе. К ним три раза в неделю репетитор ходит. Всё-таки школу решили выбрать местную. Они у меня вообще очень талантливые, Мария учит сразу три языка, Владимир посещает футбольную секцию.
– Здорово…
– А где ты живешь сейчас?
О да, это была ещё одна больная тема. Когда мать уехала с мужем и детьми в Болгарию, то квартиру продала. Конечно, законную долю отдала Саше, которой никак не хватило бы на новое жилье, потому эти деньги пошли на ремонт в квартире Димы.
– В доме тёти.
– Он ещё стоит? – вскинула брови мать.
– Ну… да.
– Хорошо, это хорошо.
После этого «хорошо» разговор совсем зашел в тупик, обе ощутили себя не в своей тарелке. К счастью, вернулся Кольский, чему Саша несказанно обрадовалась, в душе, конечно.
– Мам, тебе нужна моя помощь? – тотчас подскочила она.
– Нет-нет, я справлюсь.
– Отлично, тогда мы будем на веранде, – и Саша подхватила Кольского под руку.
Получив одобрительный кивок матери, повела Назара сразу на веранду, где принялась ходить туда-сюда.
– Опять паникуешь? – Назар преградил ей путь. – В чем дело, Саша?
– Во-первых, мама знает, что ты не мой жених. Во-вторых, я хочу уехать отсюда. Видимо, то, что случилось между нами тогда, та ссора, нас окончательно разбила. Мы и так-то никогда не могли найти общего языка, а сейчас… сейчас это всё похоже на какую-то вымученную игру. Ей неловко, мне неловко. Мы определённо стали чужими друг другу.
– А что конкретно случилось между вами? – он вдруг взял её за руки и заставил посмотреть на себя.
– Она поставила меня перед выбором: или я бросаю Горцева, или моя дальнейшая судьба для неё больше ничего не значит, как хочу, так и живу. Само собой, я выбрала второй вариант. Обида и злость захлестнули. И я ушла. Потом вроде помирились, начали снова разговаривать, встречаться, то в кафе, то в парке, то еще где, но всё равно уже что-то было не так. И в какой-то момент я осознала, моя судьба действительно больше её не волнует. У меня мама человек слова, – грустно улыбнулась Саша.
– Н-да, ты до сих пор маленькая, не понятая обществом девочка.
– Почему же обществом? Всего одним человеком.
– Да нет. За тобой ни друзей нет, ни верных коллег, ни мужчины, ни родни. Выходит, именно обществом.
– А вы умеете утешить, – отстранилась от него Саша.
– Даже не пытался. Это констатация факта.
– Хотите правду?
– Обожаю правду.
– Иногда мне кажется, что у вас есть и сердце, и совесть, но потом я понимаю, что ни хрена подобного. Вы наглый, циничный богатей с сексистскими замашками.
– Скажем, глаза ты мне не открыла. Я каких только комбинаций ни получал в свой адрес. Твоя самая простая. И да, я наглый, циничный и сексист. А ты, например, легковерная инфантильная дурочка, которой кажется, что весь мир против неё. Пойми, ты для мира ничто, микроб, и никто вокруг тебя кружиться не будет, никому ты не нужна. И когда ты это осознаешь, когда научишься жить сама, без помощи упырей вроде твоего муженька, без одобрения матери, да вообще без чьего бы то ни было одобрения, тогда и обретёшь гармонию. Но в двадцать шесть это будет нелегко.
– Двадцать пять, – прошипела она.
– Плюс-минус год, какая разница. И зря ты рассказала матери правду обо мне. Блеф – лучшее оружие против тех, кто думает, что видит тебя насквозь и давно просчитал все ходы. Сегодня ты могла бы покинуть дом матушки с высоко поднятой головой, а теперь уйдёшь как раньше, с поджатым хвостом.
– Да пошёл ты, – Саша еле сдержала слёзы.
– А я пойду, – снова взял он её за руку. – Мы вместе пойдем. И сядем за стол, и съедим ту хрень, которую приготовит твоя мать, и послушаем историю успешного бизнесмена, а потом поедем в какой-нибудь ресторан на берегу моря, и я тебе расскажу кое-что очень интересное.
– И что вы мне расскажете?
– Говорю же, потом.
Как и сказал Кольский, они вернулись в гостиную, причем Саша постаралась выглядеть бодрой и весёлой. Обычно это ей давалось легче всего, но не здесь и не сейчас, в компании матери позитив обычно трансформировался в сплошной негатив. Но благодаря Назару, вернее, злости на него за всё сказанное, Саша таки преодолела себя. Правда, злость скоро сменилась любопытством, а причиной тому стала тоска в глазах Кольского, с которой он смотрел на играющих в приставку детей. Уж с каким высокомерием и пренебрежением он высказывается о женщинах, что вполне резонно было предположить, насколько сильно его пренебрежение и к детям, однако тут предположение дало трещину. А вдруг у него есть дети? Коль была жена, то, возможно, имеются и наследники. Всё-таки ясно одно: о Кольском никто ничего не знает, как-то он умудрился засекретить свою жизнь, несмотря на то что поселился в небольшом селе, где, как правило, жизнь каждого у всех на слуху.
