– Да у тебя только это и получается. Я, блядь, к тебе по-человечески. Прощаю твои косяки, отсутствие на работе, друг же, мать твою. Ты чем, сука, недоволен?! Зарплатой? Или тем, что въебывать надо?!
– Тем, что ты нихрена в этой жизни не сделал, Лех. Ни-хре-на. А получаешь все на блюдечке.
– На блюдечке?! Твой Герасимов чуть не убил меня! Сын едва не лишился матери! Я похоронил отца! Это ты называешь на блюдечке?!
– Только как ни крути, а тебе не приходится въебывать на дядю за копейки, слушая дерьмо из чужой башки.
– Что ж, с удовольствием предоставлю тебе шанс самостоятельно создать себя. Считай, что ты уволен. И только потому что ты слил мне мразоту Герасимова я не буду тебя трогать, но Вадик, даю тебе слово, если еще хоть раз увижу тебя рядом со своей женой – будешь остаток жизни пускать слюни в подушку, понятно?
Отвернувшись, я иду к машине. Злость застилает глаза, и на самом деле злость – не самый лучший помощник. Она лишает здорового инстинкта самосохранения. Я, конечно, слышу движение за спиной и короткое мрачное «Да пошел ты!», но вряд ли осознаю до конца, что Вадим всерьез может что-то мне сделать.
Он сбивает меня с ног, и мы вновь падаем. Мой кулак врезается в его челюсть, и за короткую секунду между ударом и ощущением холодной стали, разрывающей тело, я понимаю, что идиот. Непроходимый дурак, привыкший играть честно. Полагающий, что друзья всегда остаются друзьями, а в мужской драке никто не вытащит нож.
Но Вадим готовился к этому, тихо ненавидел меня и мою семью.
Я чувствую адскую боль – он знал, куда и как нужно ударить. Теплая кровь пропитывает рубашку, окрашивает белый снег.
– Самое забавное, что все очень удобно. Ты тут сдохнешь, – он обшаривает мои карманы в поисках мобильника, – а обвинят Герасимова. Ни у кого и мысли не возникнет, что тот не сбежал, прикончив давнего врага, а давно кормит рыб на дне реки. Через пару денечков я вспомню, что ты собирался присматривать дом, найдем твое тело, с почестями похороним, и через полгодика я с удовольствием утешу прекрасную вдову. Правда, я слегка против воспитывать твоего ублюдка, поэтому придется что-то придумать. Ладно, Лех, передавай там привет Герасимову. И думай о Лизоньке. Ну, или о жизни, как хочешь. Бывай.
Перед глазами пляшут цветные точки, я не то теряю слишком много крови, не то слишком сильны внутри отчаяние и бессилие. Ублюдок поедет к Лизе, и никакие боги не знают, что сделает с ней и Артемом. А я не могу толком пошевелиться – каждое движение отзывается болью и новой порцией крови. Кажется, каждый шрам сейчас ноет, напоминая, что однажды я уже оказался на краю смерти. И телу не хочется туда снова.
Машина – моя машина – остается на месте, а Вадим уходит. Я вынужден с горечью признать, что он планировал это. Планировал настолько хладнокровно, что не забыл забрать мобильник и спрятал где-то машину. Сукин сын.
Вложив последние усилия в несколько движений, стиснув зубы, я пытаюсь добраться до машины. Там должен быть мобильник. Должен! Я купил Лизе новый смарт, бросив ее мобильник в багажник.
Хочется остановиться и на пару секунд закрыть глаза, чтобы отдохнуть, но я знаю, что это будет значить смерть. Я держусь только на мысли о сыне и жене, которых надо защитить, и если мне удастся добраться до телефона… руки слушаются с трудом. То ли от холода – кровь на них уже покрылась корочкой, то ли от слабости. Замок на бардачке кажется ужасно тугим, но я почти рычу, когда удается его открыть. Внутри действительно валяется Лизин старый мобильник.
В нем пять процентов зарядки и всего несколько номеров, среди которых ни одного нужного. Помимо телефона Вадика я помню лишь один номер, и этот человек с полным правом может послать меня в задницу. Но то меня. Не Артема.
– Слушаю.
– У меня несколько минут. Ты должна предупредить Лизу и охрану, иначе Артем пострадает. Слушай внимательно. Пожалуйста, Жанна. Помоги мне.
Глава восьмая
Я люблю сына. Правда. Я, кажется, превращаюсь в ту ненормальную мамашу, которая готова сидеть рядом с почти взрослым ребенком даже на уроках. Но есть два часа абсолютной тишины, когда Артемка на катке с тренером, а я лежу у бассейна и чувствую себя совершенно счастливой.
Где-то там у Лешки платье для меня на Новый год, а еще пижама – я просила привезти. И что-то подсказывает, что это не милый хлопковый комплект с совушками. Все существо находится в предвкушении праздника, который я проведу вместе с семьей.
Не верится даже. С семьей. С мужем и сыном. Я думала, это возможно только в фантазии.
Обычно я провожу эти два часа в блаженстве, но сегодня мне как-то нехорошо. Это не слишком странно, хотя только пару дней назад я получила заключение врача о том, что здорова. Почти… Настолько, насколько вообще может быть здорова женщина в моем состоянии. И даже шрамы не болят ночами, хотя Михаил все еще на свободе.
Но все же сегодня сердце бьется слишком часто, а в груди растет непонятная тревога. Я раздумываю, не попросить ли у медсестры порцию успокоительного. В моей карте есть рецепт на тот случай, если прошлое дотянется холодными лапами. Но я не успеваю смириться с мыслью, что придется пить таблетки. Я гордилась тем, какая я сильная, обхожусь без таблеток, одними сеансами у психолога. Но, быть может, имеет смысл быть не самой сильной девушкой на свете, зато наслаждаться своими двумя часами у бассейна. Там, где блики воды и прожекторов рисуют световую мозаику на стенах и мраморном полу.
– Елизавета Львовна, – администратор приветливо улыбается, – к вам посетитель.
Мне разрешены посетители. Практически любые, я даже пиццу могу заказать, если какой-то сумасшедший курьер решится привезти ее в такую глушь. Насколько мне известно, здесь есть крыло, гости которого находятся под более тщательным контролем. Хотя это место все еще больше напоминает отель, чем реабилитационный центр.
Но кто мог приехать? Леша? Он не посетитель, его имя в числе гостей, и за день до Нового года он приедет сюда как полноправный клиент.
– Но тебе же не надо к психологу, – сказала я. – Почему мы не можем уехать на Новый год в отель или домой?
– Детка, не бывает людей, которым не надо к психологу. Есть только те, кто к нему не хотят.
Я заинтригована, поэтому накидываю халат и иду сразу же в небольшую уютную кофейню, где обычно встречают посетителей. В такой час, посреди рабочего дня, гостей обычно не бывает, поэтому я сразу же замечаю мужчину за центральным столиком. И чувствую нечто очень похожее на смущение. Я сильная, я справляюсь без таблеток, но все еще чувствую себя неловко из-за того, что вынуждена здесь быть. Из-за того, что стала чьей-то жертвой.
– Вадим. Привет.
Он улыбается, как улыбается хороший друг. И я пытаюсь напомнить себе, что именно он помог мне с работой, он повел себя в высшей степени благородно, когда мы с Лешкой сходили с ума, он всегда был рядом и поддерживал нас. Его обожал Артемка, а значит, я должна сделать вид, что все в порядке, и мне совсем не стыдно из-за того, что было в прошлом.
