Хотя можно сделать пару кадров, когда она спит… или размытого силуэта обнаженного тела через матовую перегородку в душе.
Кажется, эти мысли разрушают. И я заставляю себя похоронить их на самом дне сознания. Просто беру покупки и возвращаюсь в дом. Пожалуй, нормальной еде я радуюсь даже больше, чем через часик обрадуется Лиана. Быстро жарю золотистые наггетсы, делаю овощной салат и делю все на две порции. На поднос, предназначенный для заложницы, еще ставлю небольшую миску черешни и клубники. Хмурюсь: зачем вообще заботиться о том, чтобы она разнообразно ела? Нормальная сволота уже давно бы выдала ей мешок кошачьего корма и не сказать, что была бы не права.
Она подскакивает на постели, когда я вхожу. Кажется, спала, глаза сонные, а волосы взъерошены. Они у нее тоже красивые: длинные, золотистые. Должно быть, мягкие на ощупь, но мне не выдалось шанса проверить, а теперь и вовсе не доведется.
– Обед, – сообщаю зачем-то.
– Спасибо.
– Ешь быстро. Через полчаса заберу.
Как бы ей ни хотелось дождаться, пока я уйду, она подходит к столу и садится.
– А можно оставить ягоды на потом? Чтобы не болел желудок сразу после еды?
"Нельзя, скажи нельзя!", – кричит внутренний голос.
Но вместо этого я беру миску и высыпаю ягоды на стол.
Миску можно разбить и бог знает, что сделать с осколками.
– Не забудь помыть, – бросаю с порога.
Вот какая мне разница, будет она есть мытые ягоды или грязные?
Глава шестая
Какое наслаждение: есть мясо! Пусть и полуфабрикатное, но эти кусочки курицы в золотистой панировке божественны! Овощной салат простенький: огурцы и помидоры, но заправлен сметаной, и это самое нереальное лакомство последних дней.
Я ем быстро, боясь, что не уложусь до возвращения Андрея. А ягоды заботливо сгребаю в кучу и отношу в ванную, чтобы потом помыть и полакомиться. Я соврала насчет желудка, просто хочу растянуть удовольствие. У меня нет других развлечений, кроме как есть угощение и смотреть в окно на море.
Но когда Андрей возвращается, он вдруг к моему удивлению кладет на стол несколько журналов, плотную тетрадь в клетку, фломастеры и карандаш.
– На большее можешь не рассчитывать.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
Это маленькая, но приятная победа. Теперь мне есть, за чем скоротать день. И, если вдуматься, это не просто журналы. Это шанс на то, что четыре недели не пройдут даром, что я смогу достучаться до той части Андрея Тихомирова, которая еще помнит, что когда-то он был хорошим парнем.
Во всяком случае, об этом свидетельствует то, что он перешел дорогу отцу.
Похоже, я учусь ценить мелкие радости. Те часы, что я провожу за раскрашиванием антистресс-расскраски, действительно хорошо разгружают голову. Во рту приятный вкус спелой и сочной черешни (и откуда она в это время года?) а за окном – море и традиционно северные низкие тучи.
Потом мне надоедает раскрашивать, и я открываю тетрадь. Долго думаю, что с ней делать. Рисовать? Решать задачки, чтобы не потерять навык? Да кому мои навыки вообще нужны, я так и не придумала, чем хочу заниматься в будущем.
Может, дневник? Записать переживания, события? Но из переживаний у меня был в основном страх, а записывать события – не очень хорошая идея. Такая тетрадка может стать уликой и осложнит мой выход на свободу. Андрей не похож на парня, способного убить свидетеля, но кто вообще доподлинно знает, на что способен человек, доведенный до отчаяния?
И вдруг мне в голову приходит странная, но захватывающая идея. Я смотрю в круглое окно чердака и представляю, что это – иллюминатор космического корабля.
"Они садились на поверхность планеты, и надо же было такому случиться – именно на берегу прекрасного моря! Приборы показывали, что за бортом плюс семь, а атмосфера пригодна для дыхания. Все пять членов экипажа были готовы к первому выходу на неизведанную землю. Совсем скоро кто-то первым в истории человечества оставит след на белом морском песке новой планеты".
Неожиданно коротенький рассказ захватывает меня настолько, что я даже пишу к нему предысторию: команда исследовательского космического корабля проводит "галактическую инвентаризацию", оценивая открытые планеты, пригодные для обитания.
Постепенно герои обрастают характерами и причинами, приведшими их на корабль. Суровый и молчаливый, но справедливый капитан, подписавшийся на дальний рейс из-за трагедии в прошлом, бегущий с Земли на просторы бескрайнего космоса. Молодой паренек-стажер, горячий и неопытный, безответно влюбленный в красотку-врача.
Наверное, это очень стереотипные образы плохонькой космической фантастики, но я вдруг чувствую вдохновение. Мне хочется закончить рассказ, но карандаш тупится, а солнце заходит и оставляет после себя сумрак.
Андрей приносит ужин поздно, уже почти темно. На ужин стакан кефира, гречка и котлета – явно полуфабрикатная, но с виду вроде съедобная.
– У тебя нет точилки? – прошу я.
– Что?
Интересно, его удивляет, что я прошу точилку, или что просто о чем-то прошу?
– Карандаш затупился.
– Нет. Точилки у меня нет.
Я разочарованно вздыхаю, но думаю, что можно, наверное, писать и фломастерами. Правда, они отпечатываются на другой стороне…
Из кармана Тихомиров вдруг достает небольшой нож, который раскладывается с легким щелчком. Я так погружена в мысли, что не успеваю сдержаться и вздрагиваю. Тут же становится стыдно: он смотрит укоризненно. Затем берет карандаш и несколькими движениями затачивает его до остроты иголки. Я невольно улыбаюсь собственной дурости.
– Спасибо.
И тут мне в голову приходит потрясная идея. Я даже на стуле подпрыгиваю от распирающей энергии. Не знаю, замечает ли Андрей это, но он почему-то не торопится уходить. Задумчиво смотрит на открытую раскраску, где красуется наполовину законченная птица и спрашивает:
– А что такое ты делаешь карандашом, что он у тебя затупился?
– Просто рисую. Пишу… стихи. Иногда. Ты же принес мне тетрадь.
Не знаю, верит он мне или нет, да и почему страшно признаться, что я пробовала написать рассказ, но Андрей уходит, не забывая запереть за собой дверь. А я принимаюсь за еду и обдумываю свой план.
Он до ужаса прост: шаг за шагом подталкивать Тихомирова к улучшению моих условий. И для начала заполучить на чердак искусственный свет. Теперь, когда мне есть чем заняться, это желание особенно сильно.
Темнота скрывает в себе множество страхов и нужно только чуть настроиться, чтобы вытащить их наружу. Я лежу под одеялом, проваливаюсь в дремоту и чувствую на себе пристальный взгляд из угла, где клубится тьма.
Если обладаешь хорошим воображением, то все просмотренные фильмы ужасов и прочитанные триллеры оживают в небольшом пространстве подвала. Тени от деревьев за окном в лунном свете кажутся щупальцами жутких монстров, а по крыше кто-то скребет острыми когтями.
