– Какие уж тут шутки. Зайдите позже. Лет через десять.
– Я сейчас позвоню…
– Да иди ты, – не выдерживаю я и бросаю трубку.
Я, может, и согласилась сидеть здесь взаперти, но швейцаром для отцовских баб не нанималась.
Сэндвич съеден, сердце успокоилось, хотя тревога еще долго будет мучить душу. Я смотрю на себя в зеркало, равнодушно касаюсь красной щеки, где в скором времени нальется синяк от пощечины. Криво обрезанные волосы, подернутые тоской глаза и потрескавшиеся сухие губы. Красавица, ничего не скажешь.
Прислоняюсь лбом к зеркалу и глубоко дышу. Игорь не прав. Бить ножом в спину у меня получается хреново.
Но я очень стараюсь.
Кабинет отца не заперт. Здесь ничего ровным счетом не изменилось. Все тот же противный темно-зеленый цвет, почему-то ассоциирующийся с мерзкими холодными змеями. Зелень и мебель венге, две любимых отцовских нотки в интерьере.
Не спеша я прохожусь вдоль полок с книгами, рассматривая названия. Он хоть их читает? Скорее уборщица раз в пару дней тщательно вытирает пыль с каждого миллиметра поверхностей в квартире.
Здесь нет окон, тяжелая люстра холодным больничным светом озаряет большой стол. Я сажусь, включаю компьютер и жду, закусив губу и затаив дыхание. Конечно, система просит пароль и, вводя замысловатую последовательность цифр, я молюсь, чтобы все сработало. Когда экран ожидания сменяется рабочим столом, я едва сдерживаю радостный вопль.
Флешка-сердечко с кристаллом Сваровски, что болтается у меня на шее, подарок за победу в каком-то конкурсе по электротехнике. Прошла со мной три курса, верой и правдой храня все курсовые, дипломы. Хочется верить, не подведет и сейчас.
Копирую емейлы, папки, архивы мессенджеров, инфу из облака. Понятия не имею, что из этого важно, а что нет, просто делаю то, что кажется логичным. Проверяю компьютер на скрытые папки, сверяю объем занятого места с тем, что вижу, дабы не пропустить ничего важного. Пожалуй, это своего рода слабое место отца: он, при всех своих качествах, стал тем, кем есть, во времена отсутствия компьютеров и компьютерной безопасности. Думается, даже среднестатистический школьник гораздо тщательнее оберегает на компе любимое порно.
Флешка заполнена до отказа, несколько больших папок не влезают. Приходится порыться в ящике. Там я нахожу еще одну флешку и без раздумий пускаю в дело и ее. Когда копирование заканчивается, мне кажется, словно я пробежала кросс, а не сидела все это время у экрана.
Подниматься из-за стола страшно, но теперь пути назад точно нет. За то, что влезла в комп, отец меня не выпорет, он просто убьет. Пора действовать дальше.
Прежде, чем выключить свет, я еще раз оглядываю кабинет. Часть меня ждала увидеть хоть что-то личное. Рамку с фотографией мамы. Семейное фото. Мой номер в органайзере или рисунок, подаренный на день отца сто лет назад.
Но комната не выглядит жилой, она – склеп. Дорогой и холодный. Я без сожаления закрываю дверь и иду в ванную.
В этом комплексе все для людей. Особенно безопасность. С ресепшеном внизу можно связаться практически из любого места. Заказать еду из кухни, шампанского и презервативов из спальни, потребовать угомонить шумных соседей, устроивших вечеринку, с балкона. Или позвонить из ванной, если вдруг в духоте и жаре прихватило сердце или кто-нибудь поскользнулся на мокром полу.
Я включаю воду, гашу свет и снимаю трубку со стены.
– Слушаю вас.
– Девушка! Помогите, пожалуйста!
– Что у вас случилось?
– Я в ванной закрылась, а выйти не могу, и свет погас! Тут так жарко, у меня голова кружится!
– Сейчас я пришлю к вам сотрудника.
– Там у дверей охранник дежурит, вы ему объясните, – я делаю голос слабее.
– Не волнуйтесь, все будет хорошо, сейчас мы поднимемся!
У меня меньше минуты. Я привязываю к защелке нитку, просовываю ее под дверь и, оказавшись снаружи, щелкаю замком. Получается не с первого раза, кажется, я неправильно все сделала и надо было потренироваться прежде, чем звонить! Руки трясутся, но наконец, я слышу вожделенный “щелк” – и стремглав несусь в коридор, чтобы спрятаться в большом встроенном шкафу. Почти сразу же дверь открывается, я слышу голос взволнованной девушки и тяжелые шаги Егора – они спешат к ванной, откуда слышно шум воды.
Не медля ни секунды, я проскальзываю в не успевшую захлопнуться дверь и бегу к лестнице.
– Иди ты, папа, в задницу, – напоследок сообщаю не то камере, висящей в углу рекреации, не то самой себе.
Глава тринадцатая
– Что ты ходишь туда-сюда? Сядь, в машине посиди, кофейку попей.
– Молчал бы ты, – советую я. – Пока второй раз не схлопотал.
Игорь досадливо трет припухшую скулу. По глазу я ему промазал, жалко. С фингалом оно было бы доходчивее.
– Как я теперь жене синяк объясню?
– А ты ей правду скажи.
– Ага, чтобы она мне второй поставила?
– Надо будет познакомиться. Хорошая деваха, наверное.
– Андрюх, ну хватит уже! Не психуй. Она придет. Все будет нормально.
– Она ребенок!
– Была им десять лет назад. Ей двадцать три. Я ее не заставлял, а дал право выбора.
– Ты должен был спросить меня.
– Ты бы не позволил.
– Да! Потому что это свинство. Нельзя заставлять ее предавать родного отца.
– Ага, а ставить перед выбором между отцом и мужиком нормально.
– Мужики приходят и уходят.
– Вот и Сергеев задержался. Пора ему отдыхать, возраст уже, мудрость, опять же, через край хлещет. Надо молодежь воспитывать, младшим помогать. Вот в тюрьме пусть и помогает, перевоспитывает, так сказать, скисшие сливки общества.
Желание двинуть Игорехе еще раз не утихает. Я сжимаю в руках тетрадь, брошенную на пол пустой квартиры, и не знаю, хочу ли верить в то, что Сергеева придет. Часть меня хочет снова ее увидеть, коснуться, узнать, что ради меня она сделала шаг в бездну. А другая часть хочет оградить ее от предательства отца. Едва на ее месте я представляю Митю, руки сами сжимаются в кулаки. Нельзя заставлять детей предавать родителей. Даже если они – воплощенное зло.
– Она приедет, – снова говорит Игорь. – Увези ее сегодня же из страны, пока все не утрясется.
Я смотрю в тетрадь, где до боли знакомым почерком выведены неровные, словно написанные на ходу, буквы. Последний рассказ не дописан, и в конце красуется не очень уверенное, но многообещающее “Продолжение следует”.
Может, то разыгралась фантазия, но кажется, что эти слова относятся совсем не к фантастической истории.
Машину, что въезжает на мост я, конечно, замечаю. Но поначалу не придаю ей значения, а потом не верю своим глазам. В белоснежной брендированной машине сидит Лиана. Сегодня холодно, ветер пронизывает до костей, а она в легком джемпере, без куртки. Мне хочется закутать ее с ног до головы и не выпускать наружу, но я стою, глядя, как Сергеева выходит из машины и спешит к нам.
