— Черт возьми, что же в таком случае делать? —
спросил неугомонный доктор, когда они вернулись к обеим леди. — Не должны
ли мы изъявить благодарность ??сем этим бродягам мужского и женского пола и
обратиться к ним с просьбой принять примерно по сотне фунтов на каждого как
скромный знак нашего уважения и признательности за их доброту к Оливеру?
— Не совсем так, — со смехом возразил мистер
Браунлоу, — но мы должны действовать осторожно и с величайшей
осмотрительностью.
— Осторожность и осмотрительность! — воскликнул
доктор. — Я бы их всех до единого послал к…
— Неважно куда! — перебил мистер Браунлоу. —
Но рассудите: можем ли мы достигнуть цели, если пошлем их куда бы то ни было?
— Какой цели? — спросил доктор.
— Узнать о происхождении Оливера и вернуть ему
наследство, которого, если этот рассказ правдив, его лишили мошенническим
путем.
— Вот что! — сказал мистер Лосберн, обмахиваясь
носовым платком. — Я об этом почти забыл.
— Видите ли, — продолжал мистер Браунлоу, —
если даже оставить в стороне эту бедную девушку и предположить, что возможно
предать негодяев суду, не подвергая ее опасности, чего бы мы этим добились?
— По крайней мере нескольких повесили бы, —
заметил доктор, — а остальных сослали.
— Прекрасно! — с улыбкой отозвался мистер
Браунлоу. — Но нет никаких сомнений, что в свое время они сами до этого
дойдут, а если мы вмешаемся и предупредим их, то, кажется мне, мы совершим
весьма донкихотский поступок, явно противоречащий нашим интересам или во всяком
случае интересам Оливера, что одно и то же.
— Каким образом? — спросил доктор.
— А вот каким. Совершенно ясно, что мы столкнемся с
чрезвычайными трудностями, пытаясь проникнуть в тайну, если нам не удастся
поставить на колени этого человека — Монкса. Этого можно добиться только
хитростью, захватив его в тот момент, когда он не окружен своими сообщниками.
Если допустить, что его арестуют, — у нас нет против него никаких улик. Он
даже не участвовал с этой шайкой (поскольку нам известны или поскольку мы
представляем себе обстоятельства дела) ни в одном из грабежей. Даже если его не
оправдают, то самое большее, его приговорят к тюремному заключению за
мошенничество и бродяжничество; разумеется, после этого он будет навсегда
потерян для нас, и от него добьешься не больше, чем от какого-нибудь идиота, да
к тому же еще глухого, немого и слепого.
— В таком случае, — с жаром заговорил
доктор, — я спрашиваю вас снова: полагаете ли вы, что мы связаны
обещанием, которое дали девушке? Обещание было дано с самыми лучшими и добрыми
намерениями, но, право же…
— Прошу вас, не бойтесь, милая моя молодая леди, —
сказал мистер Браунлоу, перебивая Роз, которая хотела заговорить. —
Обещание не будет нарушено. Не думаю, чтобы оно явилось хотя бы ничтожной
помехой в наших делах. Но прежде чем мы остановимся на каком-нибудь
определенном образе действий, необходимо повидать девушку и узнать от нее,
укажет ли она этого Монкса при условии, что он будет иметь дело с нами, а не с
правосудием. Если же она либо не хочет, либо не может это сделать, то надо
добиться, чтобы она указала, какие притоны он посещает, и описала его особу, а
мы могли бы его опознать. С нею нельзя увидеться раньше, чем в воскресенье
вечером, а сегодня вторник. Я бы посоветовал успокоиться и хранить это дело в
тайне даже от самого Оливера.
Хотя мистер Лосберн скроил немало кислых гримас при этом
предложении, требующем отсрочки на целых пять дней, ему поневоле пришлось
признать, что в данный момент он не может придумать лучшего плана, а так как и
Роз и миссис Мэйли весьма решительно поддержали мистера Браунлоу, то
предложение этого джентльмена было принято единогласно.
— Мне бы хотелось, — сказал он, — обратиться
за со действием к моему другу Гримуигу. Он человек странный, но проницательный
и может оказать нам существенную помощь; должен сказать, что он получил
юридическое образование и с отвращением отказался от адвокатской деятельности,
так как за двадцать лет ему было поручено ведение одного только дела, а служит
ли это ему рекомендацией или нет — решайте сами.
— Я не возражаю против того, чтобы вы обратились к
вашему другу, если мне позволят обратиться к моему, — сказал доктор.
— Мы должны решить это большинством голосов, —
ответил мистер Браунлоу. — Кто он?
— Сын этой леди… старый друг этой молодой леди, —
сказал доктор, указав на миссис Мэйли, а затем бросив выразительный взгляд на
ее племянницу.
Роз густо покраснела, но ничего не возразила против этого
предложения (быть может, она понимала, что неизбежно останется в меньшинстве),
и в результате Гарри Мэйли и мистер Гримуиг вошли в комитет.
— Разумеется, — сказала миссис Мэйли, — мы
останемся в городе, пока есть хоть малейшая надежда на успешное продолжение
этого расследования. Я не остановлюсь ни перед хлопотами, ни перед расходами
ради той цели, которая так сильно интересует нас всех, и я готова жить здесь
хоть целый год, если вы заверите меня, что надежда еще не потеряна.
— Прекрасно! — подхватил мистер Браунлоу. — А
так как по выражению лиц, меня окружающих, я угадываю желание спросить, как это
случилось, что меня не оказалось на месте, чтобы подтвердить рассказ Оливера, и
я так внезапно покинул страну, то разрешите поставить условие: мне не будут
задавать никаких вопросов, пока я не сочту целесообразным предупредить их,
рассказав мою собственную историю. Поверьте, у меня есть веские основания для
такой просьбы, ибо иначе я могу породить несбыточные надежды и только умножить
трудности и разочарования, и без того уже достаточно многочисленные. Пойдемте!
Об ужине уже докладывали, а юный Оливер, который сидит один-одинешенек в
соседней комнате, чего доброго подумает, что нам надоело его общество и мы
составили какой-то черный заговор, чтобы отделаться от него.
С этими словами старый джентльмен подал руку миссис Мэйли и
повел ее в столовую. Мистер Лосберн, ведя Роз, последовал за ним, и заседание
было закрыто.
Глава 42
Старый знакомый Оливера обнаруживает явные признаки
гениальности и становится видным деятелем в столице
В тот вечер, когда Нэнси, усыпив мистера Сайкса, Спешила к
Роз Мэйли исполнить миссию, ею самой на себя возложенную, по Большой северной
дороге приближались к Лондону два человека, которым следует уделить некоторое
внимание в нашем повествовании.
Это были мужчина и женщина — или, может быть, вернее назвать
их существом мужского и существом женского пола, ибо первый был одним из тех
долговязых, кривоногих, расхлябанных, костлявых людей, чей возраст трудно
установить с точностью: мальчиками они похожи на недоростков, а став мужчинами,
напоминают мальчиков-переростков. Женщина была молода, но крепкого телосложения
и вынослива, в чем она и нуждалась, чтобы выдержать тяжесть большого узла,
привязанного у нее за спиной. Ее спутник не был обременен поклажей, так как на
палке, которую он перекинул через плечо, болтался только маленький сверток,
по-видимому довольно легкий, увязанный в носовой платок. Это обстоятельство, а
также его ноги, отличавшиеся необыкновенной длиной, помогали ему без особых
усилий держаться на несколько шагов впереди спутницы, к которой он иногда
поворачивался, нетерпеливо встряхивая головой, слезно упрекая ее за
медлительность и побуждая приложить больше усердия.
