Все это время он ни разу не поворачивался спиной к трупу —
да, ни на секунду. Покончив с приготовлениями, он, пятясь, отступил к двери,
таща за собой собаку, чтобы она снова не запачкала лап и не вынесла на улицу
новых улик преступления. Он потихоньку открыл дверь, запер ее за собой, взял
ключ и покинул дом.
Он перешел через дорогу и поднял глаза на окно, желая
убедиться, что с улицы ничего не видно. Все еще была задернута занавеска,
которую она хотела раздвинуть, чтобы впустить свет, так и не увиденный ею. Она
лежала почти у окна. Он это знал. Боже, как льются солнечные лучи на это самое
место!
Взгляд был мимолетный. Стало легче, когда он вырвался из
этой комнаты. Он свистнул собаку и быстро зашагал прочь.
Он прошел через Излингтон, поднялся на холм у Хайгета, где
водружен камень в честь Виттингтона,
[44]
и стал спускаться к
Хайгет-Хилл. Он шел бесцельно, не зная, куда идти; едва начав спускаться с
холма, он опять свернул вправо, и пойдя по тропинке через поля, обогнул
Сиин-Вуд и таким образом вышел на Хэмстед-Хит. Миновав ложбину у Вейл-Хит, он
взобрался на насыпь с противоположной стороны, пересек дорогу, соединяющую
деревни Хэмстед и Хайгет, и, дойдя до конца вересковой пустоши, вышел в поля у
Норт-Энда, где улегся под живой изгородью и заснул.
Вскоре он опять поднялся и пошел — не от Лондона, а обратно,
в город, по проезжей дороге, потом назад, пересек с другой стороны пустошь, по
которой уже проходил, затем стал блуждать по полям, ложился отдыхать у края
канавы и снова вскакивал, чтобы отыскать какое-нибудь другое местечко,
возвращался и снова бродил наугад.
Куда бы зайти поблизости, где было не слишком людно, чтобы
поесть и выпить? Хэндон. Это было прекрасное место, неподалеку, куда мало кто
заглядывал по пути. Сюда-то он и направился, то пускаясь бегом, то, по странной
прихоти, подвигаясь со скоростью улитки, а иногда даже приостанавливался и
лениво сбивал палкой ветки кустарника. Но когда он пришел туда, все, кого он
встречал — даже дети у дверей, — казалось, посматривали на него
подозрительно. Снова повернул он обратно, не осмелившись купить чего-нибудь
поесть или выпить, хотя вот уже много часов у него не было ни куска во рту; и
опять он побрел по вересковой пустоши, не зная, куда идти.
Он проходил милю за милей и снова приходил на старое место.
Утро и полдень миновали, и день был на исходе, а он по-прежнему тащился то в
одну сторону, то в другую, то в гору, то под гору, по-прежнему возвращался
назад и мешкал возле одного и того же места. Наконец, он ушел и зашагал по
направлению к Хэтфилду.
Было девять часов вечера, когда мужчина, окончательно
выбившись из сил, и собака, волочившая ноги и хромавшая от непривычной ходьбы,
спустились с холма возле церкви в тихой деревне и, пройдя по маленькой улочке,
проскользнули в небольшой трактир, тусклый огонек которого привел их сюда. В
комнате был затоплен камин, и перед ним выпивали поселяне. Они освободили место
для незнакомца, но он уселся в самом дальнем углу и ел и пил в одиночестве,
или, вернее, со своей собакой, которой время от времени бросал кусок.
Беседа собравшихся здесь людей шла о соседних полях, о
фермерах, а когда эти темы были исчерпаны — о возрасте какого-то старика,
которого похоронили в прошлое воскресенье; юноши считали его очень дряхлым, а
старики утверждали, что он был совсем еще молод — не старше, как заявил один
седовласый дед, чем он сам, и его еще хватило бы лет на десять — пятнадцать по
крайней мере, если бы он берег себя… если бы он берег себя!
Эта беседа ничем не могла привлечь внимания или вызвать
тревогу. Грабитель, расплатившись по счету, сидел молчаливый и неприметный в
своем углу и уже задремал, как вдруг его разбудило шумное появление нового
лица.
Это был коробейник, балагур и шарлатан, странствовавший
пешком по деревням, торгуя точильными камнями, ремнями для правки бритв,
бритвами, круглым мылом, смазкой для сбруи, лекарствами для собак и лошадей,
дешевыми духами, косметическими мазями и тому подобными вещами, которые он
таскал в ящике, привязанном за спиной. Его появление послужило для поселян
сигналом к обмену всевозможными незамысловатыми шуточками, которые не смолкали,
пока он не поужинал и не раскрыл своего ящика с сокровищами, после чего
остроумно ухитрился соединить приятное с полезным.
— А что это за товары? Каковы на вкус, Гарри? —
спросил ухмыляющийся поселянин, указывая на плитки в углу ящика.
— Вот это, — сказал парень, извлекая одну из
них, — Это незаменимое и неоценимое средство для удаления всяких пятен,
ржавчины, грязи, крапинок и брызг с шелка, атласа, полотна, батиста, сукна и
крепа, с шерсти, с ковров, с шерсти мериносовой, с муслина, бомбазина и всяких
шерстяных тканей. Пятна от вина, от фруктов, от пива, от воды, от краски и
дегтя — любое пятно сойдет, стоит разок потереть этим незаменимым и неоценимым
средством. Если леди запятнала свое имя, ей достаточно проглотить одну штуку —
и она сразу исцелится, потому что это яд. Если джентльмен пожелает это
проверить, ему достаточно принять одну маленькую плиточку — и никаких сомнений
не останется, потому что она действует не хуже пули и на вкус гораздо
противнее, а стало быть, тем больше ему чести, что он ее принял… Пенни за
штуку! Такая польза, и только пенни за штуку!
Сразу нашлись два покупателя, и многие слушатели начинали
явно склоняться к тому же. Заметив это, торговец стал еще болтливее.
— Выпустить не успеют, как все нарасхват
разбирают! — продолжал парень. — Четырнадцать водяных мельниц, шесть
паровых машин и гальваническая батарея без отдыха выделывают их да все не
поспевают, хотя люди трудятся так, что помирают, а вдовам сейчас же дают пенсию
и двадцать фунтов в год на каждого ребенка, а за близнецов — пятьдесят… Пенни
за штуку! Два полупенни тоже годятся, и четыре фартинга будут приняты с
радостью. Пенни за штуку! Пятна от вина, от фруктов, от пива, от воды, от
краски, дегтя, грязи, крови!.. Вот у этого джентльмена пятно на шляпе, которое
я выведу, не успеет он заказать мне пинту пива.
— Эй! — встрепенувшись, крикнул Сайкс. —
Отдайте!
— Я его выведу, сэр, — возразил торговец,
подмигивая компании, — прежде чем вы подойдете с того конца комнаты.
Джентльмены, здесь присутствующие, обратите внимание на темное пятно на шляпе
этого джентльмена величиной не больше шиллинга, но толщиной с полукрону. Будь
пятно от вина, от фруктов, от пива, от воды, от краски, дегтя, грязи или крови…
