Это приветствие было обращено к мистеру Браунлоу, который
остановился в двух шагах от почтенной четы. Он спросил, указывая на Монкса:
— Знаете ли вы этого человека?
— Нет, — решительно ответила Миссис Бамбл.
— Быть может, и вы не знаете? — сказал мистер
Браунлоу, обращаясь к ее супругу.
— Ни разу в жизни его не видел, — сказал мистер
Бамбл.
— И, может быть, ничего ему не продавали?
— Ничего, — ответила миссис Бамбл.
— И, может быть, у вас никогда не было золотого
медальона и кольца? — сказал мистер Браунлоу.
— Конечно, не было! — ответила
надзирательница. — Зачем нас привели сюда и заставляют отвечать на такие
дурацкие вопросы?
Снова мистер Браунлоу кивнул мистеру Гримуигу, и снова сей
джентльмен с величайшей готовностью вышел, прихрамывая. На этот раз его
сопровождали не дородный мужчина с женой, а две параличных женщины, которые
шли, трясясь и шатаясь.
— Вы закрыли дверь, когда умирала старая Салли, —
сказала шедшая впереди, поднимая высохшую руку, — во вы не могли заглушить
звуки и заткнуть щели.
— Вот, вот, — сказала вторая, озираясь и двигая
беззубыми челюстями. — Вот… вот…
— Мы слышали, как Салли пыталась рассказать вам, что
она сделала, и видели, как вы взяли у нее из рук бумагу, а на следующий день мы
проследили вас до лавки ростовщика, — сказала первая.
— Вот, вот! — подтвердила вторая. — Медальон
и золотое кольцо. Мы это разузнали и видели, как вам их отдали. Мы были
поблизости, да поблизости!
— И мы еще больше знаем, — продолжала
первая. — Много времени назад мы слышали от нее о том, как молодая мать
сказала, что направлялась к могиле отца ребенка, чтобы там умереть: когда ей
стало плохо, она почувствовала, что ей не остаться в живых.
— Не желаете ли повидать самого ростовщика? —
спросил мистер Гримуиг, направившись к двери.
— Нет! — ответила миссис Бамбл. — Если
он, — она указала на Монкса, — струсил и признался, — вижу, что
он это сделал, — а вы расспрашивали всех этих ведьм, пока не нашли
подходящих, мне нечего больше сказать. Да, я продала эти вещи, и сейчас они
там, откуда вы их никогда не добудете! Что дальше?
— Ничего, — отозвался мистер Браунлоу. — За
одним исключением: нам остается позаботиться о том, чтобы вы оба не занимали
больше должностей, требующих доверия. Уходите!
— Надеюсь… — сказал мистер Бамбл, с великим
унынием посматривая вокруг, когда мистер Гримуиг вышел с двумя
старухами, — надеюсь, эта злополучная, ничтожная случайность не лишит меня
моего поста в приходе?
— Разумеется, лишит, — ответил мистер
Браунлоу. — С этим вы должны примириться и вдобавок почитать себя
счастливым.
— Это все миссис Бамбл! Она настаивала на этом, —
упорствовал мистер Бамбл, оглянувшись сначала, дабы удостовериться, что
спутница его жизни покинула комнату.
— Это не оправдание! — возразил мистер
Браунлоу. — Эти вещицы были уничтожены в вашем присутствии, и по закону вы
еще более виновны, ибо закон полагает, что ваша жена действует по вашим указаниям.
— Если закон это полагает, — сказал мистер Бамбл,
выразительно сжимая обеими руками свою шляпу, — стало быть, закон — осел…
идиот! Если такова точка зрения закона, значит закон — холостяк, и наихудшее,
что я могу ему пожелать, — это чтобы глаза у него раскрылись благодаря
опыту… благодаря опыту!..
Повторив последние два слова с энергическим ударением,
мистер Бамбл плотно нахлобучил шляпу и, засунув руки в карманы, последовал вниз
по лестнице за подругой своей жизни.
— Милая леди, — сказал мистер Браунлоу, обращаясь
к Роз, — дайте мне вашу руку. Не надо дрожать. Вы можете без страха
выслушать те последние несколько слов, какие нам осталось сказать.
— Если они… я не допускаю этой возможности, но если они
имеют… какое-то отношение ко мне, — сказала Роз, — прошу вас,
разрешите мне выслушать их в другой раз. Сейчас у меня не хватит ни сил, ни
мужества.
— Нет, — возразил старый джентльмен, продевая ее
руку под свою, — я уверен, что у вас хватит твердости духа… Знаете ли вы
эту молодую леди, сэр?
— Да, — ответил Монкс.
— Я никогда не видела вас, — слабым голосом
сказала Роз.
— Я вас часто видел, — произнес Монкс.
— У отца несчастной Агнес было две дочери, —
сказал мистер Браунлоу. — Какова судьба другой — маленькой девочки?
— Девочку, — ответил Монкс, — когда ее отец
умер в чужом месте, под чужой фамилией, не оставив ни письма, ни клочка бумаги,
которые дали бы хоть какую-то нить, чтобы отыскать его друзей или
родственников, — девочку взяли бедняки-крестьяне, воспитавшие ее, как
родную.
— Продолжайте, — сказал мистер Браунлоу, знаком
приглашая миссис Мэйли подойти ближе. — Продолжайте!
— Вам бы не найти того места, куда удалились эти
люди, — сказал Монкс, — но там, где терпит неудачу дружба, часто
пробивает себе путь ненависть. Моя мать нашла это место после искусных поисков,
длившихся год, — и нашла девочку.
— Она взяла ее к себе?
— Нет. Эти люди были бедны, и им начало надоедать — во
всяком случае, мужу — их похвальное человеколюбие; поэтому моя мать оставила ее
у них, дав им небольшую сумму денег, которой не могло хватить надолго, и
обещала выслать еще, чего отнюдь не намеревалась делать. Впрочем, она не совсем
полагалась на то, что недовольство и бедность сделают девочку несчастной, И
рассказала этим людям о позоре ее сестры с теми изменениями, какие считала
нужными, просила их хорошенько присматривать за девочкой, так как у нее дурная
кровь, и сказала им, что она незаконнорожденная и рано или поздно несомненно
собьется с пути. Все это подтверждалось обстоятельствами; эти люди поверили. И
ребенок влачил существование достаточно жалкое, чтобы удовлетворить даже нас,
но случайно одна леди, вдова, проживавшая в то время в Честере, увидела
девочку, почувствовала к ней сострадание и взяла ее к себе. Мне кажется, против
нас действовали какие-то проклятые чары, потому что, несмотря на все наши
усилия, она осталась у этой леди и была счастлива. Года два-три назад я потерял
ее из виду и снова встретил всего за несколько месяцев до этого дня.
— Вы видите ее сейчас?
— Да. Она опирается о вашу руку.
— Но она по-прежнему моя племянница, — воскликнула
миссис Мэйли, обнимая слабеющую девушку, — она по-прежнему мое дорогое
дитя! Ни за какие блага в мире не рассталась бы я с ней теперь: это моя милая,
родная девочка!
