Наконец, настало утро, когда Оливер получил разрешение,
которого так ревностно добивался. Вот уже два три дня не приносили носовых
платков, ему нечего было делать, и обеды стали довольно скудными. Быть может,
по этой-то причине старый джентльмен дал свое согласие. Как бы там ни было, он
позволил Оливеру идти и поручил его заботам Чарли Бейтса и его приятеля Плута.
Мальчики втроем отправились в путь. Плут, по обыкновению,
шел с подвернутыми рукавами и в заломленной набекрень шляпе; юный Бейтс
шествовал, заложив руку в карманы, а между ними брел Оливер, недоумевая, куда
они идут и какому ремеслу будет он обучаться в первую очередь.
Брели они лениво, не спеша, и Оливер вскоре начал
подумывать, не хотят ли его товарищи обмануть старого джентльмена и вовсе не
пойти на работу. Вдобавок у Плута была дурная привычка сдергивать шапки с ребят
и забрасывать их во дворы, а Чарли Бейтс обнаружил весьма непохвальное понятие
о правах собственности, таская яблоки и луковицы с лотков, стоящих вдоль
тротуара, и рассовывая их по карманам, столь поместительным, что казалось, его
костюм весь состоит из них. Это так не нравилось Оливеру, что он собирался
заявить о своем намерении идти назад, как вдруг мысли его приняли другое
направление, так как поведение Плута весьма загадочно изменилось.
Они только что вышли из узкого двора неподалеку от площади в
Клеркенуэле, которая неведомо почему называется «Лужайкой», как вдруг Плут
остановился и, приложив палец к губам, с величайшей осторожностью потащил своих
товарищей назад.
— Что случилось? — спросил Оливер.
— Те… — зашептал Плут. — Видишь вон того
старикашку у книжного ларька?
— Видишь джентльмена на той стороне? — спросил
Оливер. — Вижу.
— Годится! — сказал Плут.
— Первый сорт! — заметил юный Чарли Бейтс.
Оливер с величайшим изумлением переводил взгляд с одного на
другого, но задать вопроса не пришлось, так как оба мальчика незаметно
перебежали через дорогу и подкрались сзади к старому джентльмену, которого
показали ему раньше. Оливер сделал несколько шагов, и не зная, идти ли ему за
ними, или пойти назад, остановился и взирал на них с безмолвным удивлением.
Старый джентльмен с напудренной головой и в очках в золотой
оправе имел вид весьма почтенный. На нем был бутылочного цвета фрак с черным
бархатным воротником и светлые брюки, а под мышкой он держал изящную бамбуковую
трость. Он взял с прилавка книгу и стоя читал ее с таким вниманием, как будто
сидел в кресле у себя в кабинете. Очень возможно, что он и в самом деле
воображал, будто там сидит: судя по его сосредоточенному виду, было ясно, что
он не замечает ни прилавка, ни улицы, ни мальчиков — короче говоря, ничего,
кроме книги, которую усердно читал; дойдя до конца страницы, он переворачивал
лист, начинал с верхней строки следующей страницы и продолжал читать с
величайшим интересом и вниманием.
Каковы же были ужас и смятение Оливера, остановившегося в
нескольких шагах и смотревшего во все глаза, когда он увидел, что Плут засунул
руку в карман старого джентльмена и вытащил оттуда носовой платок, увидел, как
он передал этот платок Чарли Бейтсу и, наконец, как они оба бросились бежать и
свернули за угол.
В одно мгновение мальчику открылась тайна носовых платков, и
часов, и драгоценных вещей, и еврея. Секунду он стоял неподвижно, и от ужаса
кровь бурлила у него в жилах так, что ему казалось, будто он в огне; потом,
растерянный и испуганный, он кинулся прочь и, сам не по ни мая, что делает,
бежал со всех ног.
Все это произошло в одну минуту. В тот самый момент, когда
Оливер бросился бежать, старый джентльмен сунул руку в карман и, не найдя
носового платка, быстро оглянулся. При виде удиравшего мальчика он, разумеется,
заключил, что это и есть преступник, и, закричав во все горло: «Держите вора!»
— пустился за ним с книгой в руке.
Но не один только старый джентльмен поднял тревогу. Плут и
юный Бейтс, не желая бежать по улице и тем привлечь к себе всеобщее внимание,
спрятались в первом же подъезде за углом. Услыхав крик и увидев бегущего
Оливера, они сразу угадали, что произошло, поспешили выскочить из подъезда и с
криком: «Держите вора!» — приняли участие в погоне, как подобает добрым
гражданам.
Хотя Оливер был воспитан философами, он теоретически не был
знаком с превосходной аксиомой, что самосохранение есть первый закон природы.
Будь он с нею знаком, он оказался бы к этому подготовленным. Но он не был
подготовлен и тем сильнее испугался; посему он летел, как вихрь, а за ним с
криком и ревом гнались старый джентльмен и два мальчика.
«Держите вора! Держите вора!» Есть в этих словах магическая
сила. Лавочник покидает свой прилавок, а возчик свою подводу, мясник бросает
свой лоток, булочник свою корзину, молочник свое ведро, рассыльный свои
свертки, школьник свои шарики,
[18]
мостильщик свою кирку,
ребенок свой волан.
[19]
И бегут они как попало, вперемежку,
наобум, толкаются, орут, кричат, заворачивая за угол, сбивают с ног прохожих,
пугают собак и приводят в изумление кур; а улицы, площади и дворы оглашаются
криками.
«Держите вора! Держите вора!» Крик подхвачен сотней голосов,
и толпа увеличивается на каждом углу. И мчатся они, шлепая по грязи и топая по
тротуарам; открываются окна, выбегают из домов люди, вперед летит толпа,
зрители покидают Панча
[20]
в самый разгар его приключений и,
присоединившись к людскому потоку, подхватывают крики и с новой энергией вопят:
«Держите вора! Держите вора!»
«Держите вора! Держите вора!» Глубоко в человеческом сердце
заложена страсть травить кого-нибудь. Несчастный, измученный ребенок,
задыхающийся от усталости, — ужас на его лице, отчаяние в глазах, крупные
капли пота стекают по щекам, — напрягает каждый нерв, чтобы уйти от
преследователей, а они бегут за ним и, с каждой секундой к нему приближаясь,
видят, что силы ему изменяют, и орут еще громче, и гикают, и ревут от радости.
«Держите вора!» О да, ради бога, задержите его хотя бы только из сострадания!
Наконец, задержали! Ловкий удар. Он лежит на мостовой, а
толпа с любопытством его окружает. Вновь прибывающие толкаются и протискиваются
вперед, чтобы взглянуть на него. «Отойдите в сторону!» — «Дайте ему
воздуху»! — «Вздор! Он его не заслуживает». — «Где этот джентльмен?»
— «Вот он, идет по улице». — «Пропустите вперед джентльмена!» — «Это тот
самый мальчик, сэр?» — «Да».
