— Все, — ответил еврей.
— А вы по дороге не разворачивали сверток и не
проглотили одну-две монеты? — подозрительно спросил Сайкс. — Нечего
корчить обиженную физиономию. Вы это уже не раз проделывали. Звякните!
В переводе на обычный английский язык это означало
приказание позвонить. На звонок явился другой еврей, моложе Феджина, но с почти
такой же отталкивающей внешностью.
Билл Сайкс указал на пустой кувшинчик. Еврей, превосходно
поняв намек, взял кувшин и ушел, чтобы его наполнить, предварительно
обменявшись многозначительным взглядом с Феджином, который, как бы ожидая его
взгляда, на минутку поднял глаза и в ответ кивнул головой — слегка, так что это
с трудом мог бы подметить наблюдательный зритель. Этого не видел Сайкс, который
наклонился, чтобы завязать шнурок на башмаке, порванный собакой. Быть может,
если бы он заметил быстрый обмен знаками, у него мелькнула бы мысль, что это не
предвещает ему добра.
— Есть здесь кто-нибудь, Барни? — спросил Феджин;
теперь, когда Сайкс поднял голову, он говорил, не отрывая глаз от пола.
— Ни души, — ответил Барни, чьи слова — исходили
ли они из сердца или нет — проходили через нос.
— Никого? — спросил Феджин удивленным тоном, тем
самым давая понять, что Барни должен говорить правду.
— Никого нет, кроме мисс Нэнси, — ответил Барни.
— Нэнси! — воскликнул Сайкс. — Где? Лопни мои
глаза, если я не почитаю эту девушку за ее природные таланты.
— Она заказала себе вареной говядины в буфетной, —
ответил Барни.
— Пошлите ее сюда, — сказал Сайкс, наливая водку в
стакан. — Пошлите ее сюда.
Барни робко глянул на Феджина, словно спрашивая разрешения;
так как еврей молчал и не поднимал глаз, Барни вышел и вскоре вернулся с Нэнси,
которая была в полном наряде — в чепце, переднике, с корзинкой и ключом.
— Напала на след, Нэнси? — спросил Сайкс,
предлагая ей рюмку водки.
— Напала, Билл, — ответила молодая леди, осушив
рюмку, — и здорово устала. Мальчишка был болен, не вставал с постели и…
— Ах, Нэнси, милая! — сказал Феджин, подняв глаза.
Быть может, странно нахмурившиеся рыжие брови еврея и его
полузакрытые глубоко запавшие глаза возвестили мисс Нэнси о том, что она
расположена к излишней откровенности, но это не имеет большого значения. В данном
случае нам надлежит интересоваться только фактом. А факт тот, что мисс Нэнси
вдруг оборвала свою речь и, даря любезные улыбки мистеру Сайксу, перевела
разговор на другие темы.
Минут через десять у мистера Феджина начался приступ кашля;
тогда Нэнси набросила на плечи шаль и объявила, что ей пора идти. Мистер Сайкс,
узнав, что часть дороги ему с ней по пути, изъявил желание сопровождать ее; они
отправились вместе, а за ними на некотором расстоянии следовала собака, которая
крадучись выбежала с заднего двора, как только удалился ее хозяин.
Сайкс вышел из комнаты, а еврей выглянул из двери и,
посмотрев ему вслед, когда тот шел по темному коридору, погрозил кулаком,
пробормотал какое-то проклятье, а затем с отвратительной усмешкой снова присел
к столу и вскоре погрузился в чтение небезынтересной газеты «Лови! Держи!»
[27]
Тем временем Оливер Твист, не ведая того, что такое
небольшое расстояние отделяет его от веселого старого джентльмена, направлялся
к книжному ларьку. Дойдя до Клеркенуэла, он по ошибке свернул в переулок,
который мог бы и миновать; но он прошел уже полпути, когда обнаружил свою
ошибку; зная, что и этот переулок приведет его к цели, он решил не возвращаться
и быстро продолжал путь, держа под мышкой книги.
Он шел, размышляя о том, каким счастливым и довольным должен
он себя чувствовать и как много дал бы он за то, чтобы хоть разок взглянуть на
бедного маленького Дика, измученного голодом и побоями, который, быть может, в
эту самую минуту горько плачет. Вдруг он вздрогнул, испуганный громким воплем
какой-то молодой женщины: «О милый мой братец!» И не успел он осмотреться и
понять, что случилось, как чьи-то руки крепко обхватили его за шею.
— Оставьте! — отбиваясь, крикнул Оливер. —
Пустите меня! Кто это? Зачем вы меня остановили?
Единственным ответом на это были громкие причитания
обнимавшей его молодой женщины, которая держала в руке корзиночку и ключ от
двери.
— Ах, боже мой! — кричала молодая женщина. —
Я нашла его! Ох, Оливер! Ах ты, дрянной мальчишка, заставил меня столько горя
вынести из-за тебя. Идем домой, дорогой мой, идем! Ах, я нашла его! Боже
милостивый, благодарю тебя, я нашла его!
После этих бессвязных восклицаний молодая особа снова
разразилась рыданиями и пришла в такое истерическое состояние, что две
подошедшие в это время женщины спросили служившего в мясной лавке мальчика с лоснящимися
волосами, смазанными говяжьим салом, не считает ли он нужным сбегать за
доктором. На это мальчик из мясной лавки, который, по-видимому, был расположен
к отдыху, чтобы не сказать — к лени, ответил, что он этого не считает.
— Ах, не обращайте внимания! — сказала молодая
женщина, сжимая руку Оливера. — Мне теперь лучше. Сейчас же пойдем домой,
бессердечный мальчишка! Идем!
— Что случилось, сударыня? — спросила одна из
женщин.
— Ах, сударыня! — воскликнула молодая
женщина. — Около месяца назад он убежал от своих родителей, работящих,
почтенных людей, связался с шайкой воров и негодяев и разбил сердце своей
матери.
— Ну и дрянной мальчишка! — сказала первая.
— Ступай домой, звереныш! — подхватила другая.
— Нет, нет! — воскликнул Оливер в страшной
тревоге. — Я ее не знаю! У меня нет сестры, нет ни отца, ни матери. Я
сирота. Я живу в Пентонвиле.
— Вы только послушайте, как он храбро ото всех
отрекается! — вскричала молодая женщина.
— Как, да ведь это Нэнси! — воскликнул Оливер,
который только что увидел ее лицо, и в изумлении отшатнулся.
— Видите, он меня знает! — крикнула Нэнси, взывая
к присутствующим. — Тут уж он не может отвертеться. Помилосердствуйте,
заставьте его вернуться домой, а то он убьет свою добрую мать и отца и разобьет
мне сердце!
